Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы
Но реакция просчиталась. На защиту товарищей поднялись не только профсоюзы города Сэндай, но и сотни тысяч жителей других районов Японии. "Свободу невиновным!" - под таким лозунгом развернулось в последующие годы могучее движение японских демократических сил. Когда опротестованное защитой решение местного суда было передано в Верховный суд страны, сотни японских адвокатов, включая коммунистов, социалистов и даже членов правящей консервативной партии, взяли на себя защиту обвиняемых. Активную поддержку обвиняемым и адвокатам защиты оказали рабочие профсоюзы страны, деятели культуры и науки, демократические круги зарубежных стран.
Но все-таки зарубежная общественность даже в 1958 году - почти десять лет спустя после начала судебного процесса по "делу Мацукава" - была информирована о нем слабо. Мало знали об этом "деле", а если когда-либо и слышали, то за прошедшие годы успели позабыть о нем и советские люди. Поэтому-то и пришла мне в голову мысль пробудить возмущение наших людей к этой несправедливой судебной расправе над японскими рабочими-коммунистами и тем самым внести свою лепту в дело оправдания и освобождения невиновных. С этой целью я стал добиваться у властей встречи с заключенными, ибо ни один иностранный журналист до того времени не был допущен к ним для беседы. Выяснилось при этом, что юридически ни у полиции, ни у судебной администрации не было оснований для отказа мне в этой просьбе. В результате переговоров с соответствующими инстанциями я получил согласие на посещение тюрьмы в городе Сэндай и на встречи поодиночке с рядом подсудимых по делу Мацукава (спустя девять лет после их ареста судебный процесс продолжался, и так как приговоры, вынесенные судами низовых инстанций, были обжалованы адвокатами защиты, выявившими их несостоятельность, то дело было направлено тогда на рассмотрение Верховного суда).
Посещение Сэндайской тюрьмы и встречи в ее застенках с подсудимыми по "делу Мацукава" оставило впечатление. Приговоренные к смертной казни и их товарищи - Судзуки Нобору, Такахаси Харуо, Сато Хадзимэ, Хонда Нобору и другие - оставили в моей памяти незабываемое впечатление. Каждому из них было дано двадцать минут для беседы со мной в помещении, отгороженным железной решеткой. Они проявили себя в этих беседах как предельно искренние, мужественные, несгибаемые люди, преданные своим коммунистическим идеалам. Некоторые из них, находясь под дамокловым мечом смертного приговора, продолжали читать произведения прогрессивных философов, другие изучали в застенках русский язык, третьи писали обличительные статьи о японском лже-правосудии и даже художественные произведения. Помнится, как, не обращая внимания на мрачно насупленную физиономию тюремщика, сидевшего около решетки с дубинкой на боку, один из заключенных, рабочий Такахаси Харуо, громко сказал мне: "Я вступил в партию, чтобы бороться за счастье человечества. Теперь, когда мне вынесен смертный приговор, я поступил бы снова так же, если бы события могли повториться. Я еще более, чем когда-либо раньше, уверен в справедливости нашего дела".
Замечательная стойкость узников Сендайской тюрьмы объяснялась не только их личным мужеством: на борьбу их вдохновляла самоотверженная помощь их товарищей по партии и профсоюзу, а также широкая моральная поддержка всей японской демократической общественности. Ежедневно узники получали десятки приветственных писем из различных концов страны, едва ли не каждый день к ним по призыву национального "комитета по делу Мацукава" прибывали делегации рабочих, студентов, учителей с выражением своей поддержки жертвам полицейского произвола.
Возвратившись в Токио, я подробно описал свои впечатления о беседах с людьми, осужденными на смертную казнь и девять лет томившимися в тюремных застенках, о том массовом движении, которое развернулось в Японии в их поддержку. Все написанное было опубликовано "Правдой" 19 ноября 1958 года в статье "Свободу жертвам провокационной судебной расправы!". Статья эта, как мне говорили потом, получила отклик не только в советских общественных организациях, но и в профсоюзах стран социалистического лагеря. Слышал я также, будто бы тогдашний Председатель президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилов обращался с призывом к парламентариям Японии с просьбой содействовать освобождению оклеветанных полицией рабочих-коммунистов. Откровенно говоря, мне казалось тогда, что гневная реакция японской и международной общественности не проймет бездушных и упертых в свои антикоммунистические предрассудки судей Верховного суда Японии. Ан нет! Волна протестов против судебного произвола злобствующих реакционеров оказалась, в конце концов, столь сильна, что заставила судей Верховного суда Японии принять поистине сенсационное решение. В августе 1961 года провокационный процесс по "делу Мацукава" завершился после двенадцати лет борьбы полным оправданием всех 17 обвиняемых-активистов рабочего движения, в большинстве своем коммунистов. Решение Верховного суда Японии о полном оправдании и освобождении всех обвиняемых, томившихся долгие годы в Сендайской тюрьме, было расценено тогда Президиумом ЦК Коммунистической партии Японии как крупная победа японского народа в борьбе против судебного произвола властей. Вместе с японскими коммунистами от души радовался тогда и я, считая, что в эту победу мной также был внесен некий маленький вклад.
Тремя годами позже мне довелось снова побывать в японской тюрьме. На этот раз это была тюрьма Одори Котидзе на острове Хоккайдо в городе Саппоро. Там, так же как и в Сэндайской тюрьме, я встретился с политическим узником-коммунистом Мураками Кунидзи, которого полицейские власти голословно с целью дискредитации КПЯ обвинили в антиправительственном коммунистическом заговоре, приведшем, якобы, к убийству полицейского, не предъявив при этом каких-либо веских доказательств. В результате с 1952 года Мураками находился в застенке. К весне 1962 года его дело мариновалось в Верховном суде Японии, хотя общественности страны было уже вполне ясно, что суды низовых инстанций совершили преступную ошибку, приговорив невиновного человека к пожизненному тюремному заключению. В апреле 1962 года я навестил его в тюрьме. Мы горячо пожали друг другу руки, а потом долго и тепло говорили с ним как старые друзья, понимавшие друг друга с полуслова. Мой приезд в тюрьму сильно взволновал Мураками: я оказался первым советским человеком, с которым Мураками довелось встретиться за всю свою жизнь. Мы оба с возмущением осуждали преступную несправедливость полицейских властей, оклеветавших этого честного, мягкого по природе, но стойкого по характеру человека, преданного своим коммунистическим идеалам. Глубоко тронул меня его рассказ о том, с каким жадным интересом следил он, будучи в тюремном застенке, за успехами Советского Союза в освоении космоса. На встречу со мной он принес папку с вырезками сообщений о советских спутниках и, раскрывая ее, сказал: "Поверьте, в тюрьме за все это время не было известий для меня более радостных, чем сообщения о вашем первом спутнике и о полете Гагарина. Я тогда от радости даже тюремщикам говорил: "Смотрите - вот кто такие коммунисты ! Будущее человечества за нами!"
