Луи Буссенар - Необыкновенные приключения Синего человека
— Все в порядке, дядя!
— Пули-то посвистывают?
— Не громче, чем дрозды!
— Я хочу сменить тебя…
— Нет, я запрещаю!
— Ты запрещаешь мне?.. Ты…
— Я здесь командую и останусь на своем посту! Вам же советую не покидать свой.
— Малыш! А если пуля…
— Дядя! Я матрос. Мы с вами здесь на равных. Вы доверили мне командование… Внимание! Нас атакуют со всех сторон! Стреляйте! Огонь! Генипа! Огонь, дорогой мой!
Четверо мужчин перебегали от одного дерева к другому, только сабли сверкали. Ядра сыпались на солдат, крушили все вокруг.
— Огонь!.. — все кричал наводящий.
И вновь засвистели пули. С дерева, где скрывался Ивон, слетело несколько веток.
— Ах!
Крик болью отозвался в сердцах друзей.
— Ты ранен?.. Ранен?..
— Нет-нет! Ничего. — В голосе мальчика не было ни волнения, ни страха.
Между тем огонь стал ослабевать. К несчастью, остроумное изобретение юнги больше не действовало. Все деревья уже выпрямились, стрелять больше было нечем.
Выдержит ли баррикада?
Индейцы переговаривались, переглядывались, целясь в окружавшие их кусты. Сержант Педро разрядил ружье. Ивон хотел было взорвать порох, у них оставалось немного, но побоялся погубить своих друзей.
Кто посмел бы упрекнуть его?
Он не задумываясь сделал бы это, если б точно знал, что погибнет только один.
— Стоп! — скомандовал подросток. — Не стрелять!
Юный артиллерист был явно смущен, а быть может, просто утомлен. Во всяком случае, в его голосе не слышалось прежней силы и решительности.
В это время у баррикады появился чернокожий солдат. На штыке он нес обрывок белоснежного шифона[215], из которого была сшита его форма.
Парламентарий.
Педро, узнав приятеля, улыбнулся во весь рот и радостно воскликнул:
— Это ты, Мигель! Привет, дружище!
— Привет, Педро! Что ты здесь делаешь?
— Я? Ничего! А ты?
— Пришел предложить вам мир.
— Мир!.. Что может быть лучше?.. — вмешался в разговор Феликс. — Но только если ваши условия будут приемлемы.
— Боже! Месье Синий человек!
— Да, это я. Собственной персоной. Итак, чего вы хотите?
— Мы предлагаем разойтись. Вы идите своей дорогой, а мы пойдем своей.
— Черт возьми! Да нам большего и не нужно. А кто вас послал?
— Товарищи!
— Что же ваш командир?
— Я командир.
— Постойте, но управляющий…
— Ему размозжило голову.
— Браво!
— У этого изверга не осталось ни одного зуба, сломан нос, он ничего не видит и не произносит ни звука.
— Благодарю за добрую весть, друг мой.
— После него командование принял наш лейтенант. Но того вскоре убило.
— Сожалею.
— Это ничего! Он был из белоручек, все предпочитал делать чужими руками. Пора покончить с офицерами.
— Насколько я понял, ваши друзья не хотят драться?
— Еще бы! Дела управляющего нас не касаются. Ради чего убивать друг друга?
— Вы понесли серьезные потери?
— Увидите! Зрелище не из приятных.
— Мне очень жаль, поверьте… Но мы вынуждены были защищаться.
— Никто вас не винит. Потому я и пришел предложить мир.
— Решено! Мы больше не сделаем ни единого выстрела. Даю вам слово!
— И я тоже обещаю больше не стрелять.
— Вот это дело! — оживился Беник. — Эй, Ивон! Спускайся, мой мальчик!.. Командир…
Никто не ответил.
— Господи! — Лицо боцмана исказилось. Он в мгновение ока очутился возле дерева, вскинул голову, издал душераздирающий вопль. На лицо его дождем падали капли крови.
ГЛАВА 9
Надежды нет. — Рана. — Воды!.. — Глоток водки — и Ивон приходит в себя. — Врачебные познания Жана-Мари. — Смола сассафраса. — Белые и черные. — После боя. — Друзья Жана-Мари. — Планы. — Вооружены! — Расставание.
Беник не сразу понял, что случилось. А когда понял, весь обмяк и закачался, словно от сильного удара.
Кольнуло сердце. Он едва смог выговорить страшные слова:
— Малыш умер!
Парламентарий, Феликс и Жан-Мари не верили своим ушам.
Когда друзья приблизились к несчастному боцману, он еле стоял, обхватив обеими руками ствол злополучного дерева. Силы оставили его. Но минуту спустя Беник уже карабкался наверх, добрался до наблюдательного пункта и вновь вскрикнул.
— Горе! Горе мне! Бедный мой малыш!
— Беник!.. Дорогой мой… — сказал Феликс, всхлипывая, почти рыдая. — Беник! Одно слово… Ради Бога! Скажите хоть что-нибудь. Что с ним? Жив ли он?
— Ответь, матрос! — Жан-Мари плакал, как ребенок. — Ведь они не убили его, правда?..
Боцман, казалось, не слышал их. Он не отрывал взгляда от Ивона, неподвижно сидевшего на ветке.
Теперь стало ясно: мальчика ранило не последним залпом. Беник припомнил странный вскрик племянника и то, что заметили все, но в пылу боя оставили без внимания: голос командира вдруг дрогнул.
Ивона сразила шальная пуля. Но мальчик собрал все свое мужество, все детские силы, чтобы скрыть ранение. Подобно бывалому моряку наш артиллерист не кланялся пулям, свистевшим над головой. Но силы иссякали, он успел лишь привязать себя к самой мощной ветке, чтобы не упасть. Там и застал его Беник.
Подумать только, юный герой, истекая кровью, продолжал командовать своим войском, корректировать огонь. А какие страдания пришлось ему испытать!
Мальчик был бледен, уже не хватало сил открыть глаза и лишь последним, невероятным, нечеловеческим усилием он продолжал держаться обеими руками за спасительную ветку.
Беник не помнил себя. Слезы ручьем текли по щекам, судорожные рыдания сотрясали все его тело, руки дрожали. Он ничего не видел, ничего не слышал. Только без конца окликал племянника по имени. Но не получал ответа.
В конце концов моряк опомнился, взял ребенка на руки и спустился с дерева, держась за ствол одними ногами. Кожа боцмана была изодрана в кровь, но он не чувствовал боли.
На земле Феликс и Жан-Мари подхватили Ивона.
— Посмотрите! Что они сделали с мальчиком!
Юнгу положили на землю, а Беник встал перед ним на колени, рыдая, кусая губы.
Феликса и Жана-Мари, любивших Ивона так, словно он был для каждого родным сыном, охватила смертная тоска.
Так стояли они над бездыханным мальчишкой, бледные, недвижимые, в слабой надежде уловить хоть вздох, хоть дрожь, хоть какое-нибудь движение в его теле.
— Надо же было, чтоб это случилось именно с ним! — кричал Беник и рвал на себе волосы. — Почему не я? Почему пуля не пронзила мое старое тело?!
— Наш бедный мальчик!.. Сынок!.. — плакал Жан-Мари. — Разве дети созданы для этого? Разве Бог дает им жизнь, чтобы их убивали?!
