Джером Джером - Трое в лодке, не считая собаки
Для героини современного романа эта гостиница место не совсем подходящее. Героиня современного романа, как правило, «царственно высока» и постоянно «выпрямляется в полный рост». В «Ячменной скирде» она бы каждый раз билась головой в потолок.
Для пьяного эта гостиница место также никуда не годное. Слишком здесь много сюрпризов в виде всяких нежданных ступенечек — то вниз из одной комнаты, то вверх в другую. Что подняться в спальню, что, поднявшись, отыскать постель — никакое из таких предприятий ему не осуществить никогда.
Наутро мы встали рано, потому что хотели попасть в Оксфорд к полудню. Просто удивительно, как рано встаешь когда ночуешь на открытом воздухе. Как-то не особо хочется полежать «еще пять минут», как обычно хочется на перине, когда лежишь завернувшись в плед на дне лодки, с саквояжем вместо подушки. Мы покончили с завтраком и прошли Клифтонский шлюз уже к половине девятого.
От Клифтона до Калэма берега тянутся плоские, нудные и неинтересные, но после Калэмского шлюза — это самый холодный и глубокий шлюз на реке — пейзаж оживляется.
В Эбингдоне река подходит прямо к улицам. Эбингдон — типичный провинциальный городок, спокойный, чрезвычайно респектабельный, чистенький и отчаянно скучный. Он гордится своей древностью, но ему вряд ли сравниться с Уоллингфордом и Дорчестером. Когда-то здесь стояло знаменитое аббатство, и теперь в том что осталось от священных стен варят горькое.
В Эбингдонской церкви Св. Николая стоит памятник Джону Блэкуоллу и его жене Джейн, которые после долгой и счастливой супружеской жизни скончались в один и тот же день, 21 августа 1625 года. А в церкви Св. Елены есть запись о мистере У. Ли, умершем в 1637 году, который «имел в жизни своей от чресл своих потомства двести без трех». Если попробовать посчитать, получится что семейство мистера Ли насчитывало сто девяносто семь человек. Мистер У. Ли (пять раз избиравшийся мэром Эбингдона) был, без сомнения, благодетелем своего поколения; но я надеюсь, что в наш перенаселенный девятнадцатый век таких осталось уже немного.
Между Эбингдоном и Ньюнэм-Кортни Темза очаровательна. В Ньюнэм-Парк побывать весьма стоит. Он открыт по вторникам и четвергам. Во дворце собрана богатая коллекция картин и редкостей, а сам парк очень красив.
Бьеф под Сэнфордской перемычкой, сразу под шлюзом, очень подходящее место для того чтобы утопиться. Подводное течение здесь просто страшное; стоит вам только туда попасть — и дело в шляпе. Здесь установлен обелиск, отмечающий место где уже утонули двое купальщиков. Ступеньки этого обелиска обычно служат трамплином для молодых людей, которые стремятся проверить, как здесь на самом деле опасно.
Иффлийский шлюз с «Мельницей», в миле от Оксфорда[69], — излюбленный сюжет среди братьев по кисти, обожающих речную сцену. Реальный объект, однако, после картин вызывает значительное разочарование. Вообще, я заметил, в этом мире мало что как-то соответствует своему изображению на картинке.
Иффлийский шлюз мы прошли около половины первого и затем, приведя лодку в порядок и приготовив все к высадке, двинулись на приступ последней мили. Чтобы разобраться в этом участке реки на нем нужно родиться. Я бывал здесь порядочно, но освоиться так и не смог. Человек, способный пройти прямым курсом от Иффли до Оксфорда, вероятно, сумеет ужиться под одной крышей с женой, тещей, старшей сестрой и старой семейной служанкой его младенческих лет.
Сначала течение тащит вас к правому берегу, потом к левому, потом выносит на середину, разворачивает три раза, снова уносит вверх и заканчивает, как правило, попыткой расплющить вас о дебаркадер со студентами.
Все это, разумеется, послужило причиной того, что на протяжении данной мили мы постоянно становились поперек дороги другим лодкам, а они нам; а это, разумеется, послужило причиной того, что в ход было пущено внушительное количество ненормативной лексики.
Не знаю почему оно так, но на реке все становятся просто до крайности раздражительны. Пустяковые казусы, которые на суше проходят почти незаметно, доводят вас практически до исступления если случаются на воде. Когда Джордж с Гаррисом разыгрывают из себя ослов на суше, я снисходительно улыбаюсь. Когда они идиотничают на реке, я употребляю такие ругательства, от кровь стынет в жилах. Если наперерез моей лодке лезет другая, мне хочется схватить весло и поубивать там всех.
Тишайшие, кротчайшие на берегу люди попав в лодку становятся буйными и кровожадными. Однажды я совершал плавание с молодой леди. Это была самая ласковая и славная девушка, сама по себе, но слушать, как она выражается на реке, было просто страшно.
— Алё! Чтоб ты сдох! — вопила она, когда какой-нибудь незадачливый гребец попадался ей на пути. — Надо смотреть куда прешься!
А если парус не становился как следует, она хватала его, дергала вообще уже страшно и с возмущением объявляла:
— Нет, вот ведь гаденыш!
И тем не менее, как я уже говорил, на берегу она была мила и добросердечна.
Речной воздух оказывает развращающее влияние на характер; и это, я думаю, та причина, по которой даже грузчики с барж иной раз нагрубят друг другу, допустив выражения, о которых, не сомневаюсь, в спокойную минуту жалеют.
Глава XIX
В Оксфорде мы провели два очень приятных дня. В Оксфорде навалом собак. В первый день Монморанси дрался одиннадцать раз, во второй — четырнадцать, и определенно считал, что попал в рай.
Среди людей по характеру слишком слабых или слишком ленивых (кто как) чтобы наслаждаться греблей против течения, распространен обычай нанимать в Оксфорде лодку и спускаться оттуда вниз. Для энергичных, однако, путешествие вверх по течению предпочтительнее однозначно. Все время плыть по течению не полезно. Гораздо больше удовлетворения — бороться с ним, распрямляя спину, и наперекор ему прокладывать дорогу вперед. Во всяком случае так мне кажется, когда Гаррис с Джорджем гребут, а я сижу на руле.
Тем же, кто все-таки предлагает стартовать в Оксфорде, я рекомендую запастись собственной лодкой (если, конечно, не получится запастись чужой без риска попасться). Лодки, которые дают напрокат за Марло, в общем, очень хорошие лодки. Они почти не текут, и если с ними обращаться бережно, разваливаются на куски или тонут нечасто. В них есть на что сесть, и есть все необходимое — или почти все необходимое — чтобы грести и править.
