Андраш Рона-Тас - Монголия. Следами номадов
Уже давно заметил я, что расположение юрты является традиционным, и вспоминал уже и о том, что внутри неё нельзя двигаться произвольно. Теперь наблюдал я этот распорядок. На куске бумаги поделил для себя внутреннюю часть юрты на участки так, как показывает рисунок ниже.
Распорядок в монгольской юрте
Потом наблюдал, что делается в каждом из этих участков. В участках 1, 4 и 7 проходила работа; пояс центральный, части 2 и 8, – это место пребывания и сна; в это время пояс тыльный, часть для высшего предназначения, место для гостей, алтаря и имущества семьи. С семейной точки зрения места 1, 2 и 3, а следовательно, сторона западная – это пространство для работы и пребывания мужчины. Участок 1, находящийся налево от двери, – это место, в котором мужчина хранит свой инструмент, как ножницы для стрижки овец, путы для коней, мешок для приготовления кумыса и т. д., частично подвешенные на решётке стены, частично лежащие на крыше сундука или в сундуке. Заметил я, как молодой человек входил через какое-то время в юрту и всегда доходил только до положенного места налево от входа. Более охранялись предметы мужчины, как, например, седло, находящееся обычно в части 2. Если мужчина входит и продолжает работу в юрте и, таким образом, что-то вертит, стругает или шьёт пояса, тогда сидит он в месте 1. Если входит на отдых, ест обед или разговаривает, тогда занимает место перед печью в участке 2. Северо-западная часть юрты, или место 3, предназначено для усаживания чужого или прибывшего в гости мужчины. У стены находится сундук с одеждой и ценными предметами мужчины.
Части 7, 8 и 9 – место жизни и работы женщины. В углу 7, находящемся у двери, стоит оснастка кухни – тройная полка, котёл, мелкая посуда, шумовка, малая и большая ступки, ведро, кружки и т. п. Является эта часть также кладовой, так как помещается здесь соль, сосуды с молоком, здесь также видим приборы для чистки, как вихоть для котла, тряпочка для чашек и метёлка. Перед полкой в ящике хранится сухой навоз, предназначенный для топки печи. В месте пребывания женщины устанавливается привычная семейная кровать, так как в семейной жизни руководит женщина. Во время приготовления пищи и употребления закусок женщина сидит на корточках перед котлом, таким способом, чтобы левое колено высовывалось вперёд, и сидит на правой пяте, отдалённая от ящика с навозом на длину руки. На месте, обозначенном 9, усаживаются прибывшие в гости уважаемые женщины, знакомые или родственницы. Здесь находятся сундуки, содержащие «богатства» женщины. На них стоит маленький ларец, служащий как туалетный столик с зеркалом и косметикой. Наиважнейший рабочий инструмент женщины – швейная машина – находится также в этом месте.
Центральный пояс, места 4, 5, 6, есть как бы «ничья земля». Квадрат 5 является центром юрты, предназначенным для печки, за которой находится столик. Тыльный участок юрты принадлежит богам. Там стоят фигуры Будды, хранятся священные книги, очевидно, у семей, которые ещё эти вещи сохраняют. В некоторых юртах находятся здесь памятки о предках и семейные фотографии.
С точки зрения общественного места 1, 4 и 7 не являются излишне уважаемыми. Производятся здесь не только простейшие работы, но пояс этот предназначен для странников, служащих, а прежде всего, для маленьких детей. Пояс центральный принадлежит взрослым членам семьи. С другой точки зрения, совокупность женской стороны принадлежит семье, мужская же сторона – для чужих. Видно это лучше всего при усаживании свадебных гостей. Например, в окрестности Улан-Гома на свадьбе в юрте родителей невесты на женской стороне сидят также мужчины – родственники невесты. Это доказывает, что деление на стороны женскую и мужскую важным является с точки зрения хозяйственного и в полной мере общественного. Независимо от этого существует другой, может быть, более старый порядок, при котором основанием является различие между семьёй и чужими. Удивительно то, что для чужих предназначена сторона мужская, несмотря на то, что в пастушеских обществах, опирающихся на патриархат, всегда женщина являлась особой чужой, так как она приходила к своему мужу, она вводилась в его семью.
8 июня поздним вечером прибыл в Улан-Гом товарищ Ценд, вице-президент Совета Министров МНР и Джагварал, президент тогдашнего Монгольского Комитета Науки и Высшей Школы.
На следующий день перед полуднем нас посетил Джагварал, человек спокойный, располагающий к себе, симпатичной наружности. Он интересовался нашей работой и предложил нам помощь. Вместе с Цендом были они здесь в рамках предвыборной кампании и как кандидаты-посланцы от этого аймака. Они пригласили нас на спортивные соревнования, которые устраиваются на местном стадионе.
По пути на стадион подбежала к нам женщина с сияющим лицом. Я узнал её сразу. В предшествующий день, когда тащились мы по окрестности города, она умоляла нас всякими святынями, чтобы мы пошли к ней и посмотрели её маленького ребёнка. Нигде не нашла она врача, и в нас была у неё вся надежда, так как ребёнок был охвачен внезапной горячкой и у него кровавый понос. У нас не было смелости посоветовать ей что-нибудь. Прежде всего, мы не знали причину, но женщина оставила ребёнка в горячке, пришла к нам в гостиницу и не хотела уходить, пока мы ей не поможем. Мы посоветовались. Взяв во внимание испытания последнего времени, дали мы ей пастилку венгерского аспирина, поручив, чтобы дала ребёнку три раза днём по 1/3, растворённой в молоке. Теперь счастливая женщина остановила нас, чтобы поблагодарить, так как лекарство помогло. Мы навестили малютку, у которого, как видно, ничего уже не болело. Триста лет назад, наверное, видели бы в нас Будду, как олицетворение «трёх чудесных врачей», которые проходят страну в облике иностранных путешественников и делают добро верным, но сегодня в Улан-Гоме разошлась только весть о чудотворной силе венгерских лекарств.
В полдень отвели нас на торжественный обед, в котором приняли участие два государственных деятеля, один секретарь Союза Монгольской Молодёжи, а также местный руководитель. Кара опоздал немного на обед, так как в дороге поймала его такая страшная песчаная буря, что он ничего не видел в шаге от себя.
Назавтра утром двигаемся дальше. Во время сердечного прощания появился на скачущем коне всадник с потерянным нами в пустыне Гоби фотоаппаратом, который минуту назад был доставлен самолётом. В Кобдо мы знали только то, что аппарат найден, но с того времени трудно было нас найти. Садимся в машину. Когда бы могли мы знать, какие ожидают нас вскоре приключения, ещё труднее было бы нам расстаться с местностью Улан-Гом.
