Михаил Рощин - Полоса
— Эх, тетери! Вилочки-то, тарелочки где! Вот официанты у меня, что ты скажешь! Да вы садитесь, садитесь, вот сюда, на кроватку можете, тут помягче…
Райхель и Винограденко исчезли и тут же появились с тарелками и вилками. Капитан, продолжая улыбаться, снял свою твердую, имеющую новенький и чистый вид, как и остальная его одежда, фуражку — по комнате снова запахло «Шипром» — и сел на табурет во главе стола. За ним расселись остальные.
Карельников прятал глаза, чтобы не рассмеяться, ничего не говорил, чтобы не выдать себя, и, поддавшись общей игре и забывшись, как бы сам чувствовал себя солдатом, батарейным шофером Витькой Карельниковым, для которого и сержант-то большой чин, а уж о комбате и говорить нечего.
Вот все сели. Винограденко снял плащ, а Райхель остался в ватнике. Он только слегка ополоснул лицо, поводил пятерней по круглой лысине с несколькими прилипшими к ней жидкими прядями черных волос, причесался. Винограденко же достал пластмассовый футлярчик, из него — расческу, вправленную в серебро, причесал седой густой бобрик, дунул на расческу, протянув ее перед губами, и так же аккуратно спрятал в футлярчик. Бригадиры сели ближе к двери, не осадисто, не надолго, а как садится на уголке стола хозяйка, которой поминутно надо вставать за чем-либо. Возникла пауза.
— Гм! — сказал Нижегородов, прикрыв рот ладошкой, и чуть повел взглядом на бригадиров. И опять волшебный вихрь унес их, и в следующую минуту на столе появились ополоснутые, еще мокрые граненые стаканы и три темно-зеленые поллитровки, странно мелкие и короткие в лапах Винограденко.
— Ну что вы! — сказал капитан. — С утра!
— Ну-ну, ну что уж! — сказал Нижегородов. — Что уж тут, товарищ майор! Пища вся сухая, горло дерет. Как, Михалыч, а? Надо ведь, а?
— Да видно, надо, — сказал Карельников. Ему самому захотелось выпить и вообще сидеть здесь, ничего больше не делать, провести воскресенье, как люди. Он не утерпел и уже поколол о стол яйцо и одним движением большого пальца спустил с него шелуху. Ждал, когда нальют.
— Ну вот, — обрадовался Нижегородов, — чего уж там, товарищ майор, мы помаленьку. А там уж на пасеку заедем, меду напьемся. Ох, медок у Гаврилы!..
— Но это же самый что ни на есть сучок, — сказал капитан, — сивуха… тю-тю-тю, мне хватит! — Он придержал за руку Винограденко. — Я ведь вообще-то пью только сухие вина. Но тут их днем с огнем не найдешь…
Все умолкли, следя за тем, как Винограденко разливает водку, и слушая ее музыкальное, от высокой до низкой, полной ноты, разговорчивое бульканье. Когда водку разлили, Нижегородов как бы очнулся и воскликнул:
— Что? Чего это мы днем с огнем не найдем? Сухое? Это которое кисля… кисленькое? — Он распрямился и победно посмотрел на Райхеля. — Михаил Осипыч, скажи!
Райхель повел грустным, почти прощальным взглядом по столу, поднял на капитана, который должен был почувствовать себя в этот миг обыкновенным мальчишкой, печальные, жалостью и к капитану налитые глаза, спросил тихо:
— Шампанское подойдет?
Капитан не поверил.
— Шампанское? Шутите! Откуда здесь вино, рожденное землей и солнцем советского юга?
У всех сделался такой вид, что, мол, чего с ним разговаривать.
— Сколько вы даете минут, — спросил Нижегородов, — чтобы здесь появилось?.. Сколько?.. Так, раз, два, три… пять бутылок шампанского. Сколько даете?
— Ну что вы! — сказал капитан и посмотрел на золотые часы. — Ну зачем это, ей-богу?..
— Сколько?
— Пятнадцать минут. До десяти ноль-ноль.
— Все! — Нижегородов пристукнул по столу, и Райхель, поднявшись, надел кепку.
— Может, выпьем все-таки сначала? — предложил Карельников, жалея Райхеля.
— Да, только быстро! — сказал Нижегородов. Он переводил стрелки на своих часах.
Все выпили. Капитан, Райхель и Карельников по полстакану, Винограденко — чуть пригубив и Нижегородов — тоже. Сергей Степаныч любил угощать, но сам пил мало, а если можно было, вовсе не пил.
— Поспорили? — Нижегородов едва не потирал руки от этакой удачи. — Поспорили, значит, майор, а?
— Поспорили. — Капитан совершенно не обращал внимания на то, что председатель упорно величает его «майором». — Только посмотрим, что он привезет. Вы, наверное, шампанское с чем-нибудь путаете?
За домом возник и стал удаляться треск мотоцикла.
— Ну что уж мы, шампанского не знаем? Нет, ты вот лучше скажи, что будет, ежели он привезет сейчас, а?..
Капитан пожал плечами: дескать, поглядим. Но Нижегородов продолжал наседать и спорить. Он отвлекся только на секунду: увидев, с каким трудом вгрызается Карельников в птичью ногу, наклонился и шепнул (Карельников сидел рядом с ним на кровати):
— Не обижайся уж, Виктор Михайлович, петухи старые, выбракованные…
Карельников чуть не подавился. Все у этого хитрого черта в дело идет. Туману напустил, пыль в глаза, завтрак, шампанское, а сам свежего куренка даже такому гостю не зарежет, жалеет.
Без двух минут десять Райхель вошел в комнату, прижимая к груди растопырившиеся из рук серебряными головками бутылки шампанского. Правда, их оказалось не пять, а три. Райхель сказал, больше не было, но Карельников понял, что Райхель сэкономил.
— Ну, это гениально! — сказал капитан и встал, чтобы принять из рук Райхеля бутылку. — Где это вы, а? Где, расскажите? На станции, да?
— Где было, там нету, — печально сказал Райхель.
— Надо будет, еще достанем! — тут же сказал Нижегородов. — Пей на здоровье, товарищ майор! Но ты понял теперь, да?..
— Ну, вообще-то, конечно, — поправился Райхель. Он сел на свое место. Карельников, подмигнув, налил ему водки.
— Или, может, шампанское будешь, Михаил Осипыч?
— Мы не привыкши, — сказал Райхель. — Мы в городе Бухаресте им лошадок поили.
— С вашего разрешения? — галантно и оживленно сказал капитан. Он ловко распаковал бутылку: прижал, потом отпустил пробку, она выстрелила, но вино не разлилось — видно, и вправду был мастак по таким делам. И наливать он стал вино в стакан по стенке, оно играло, но не пенилось, а когда запенилось под конец, то капитан осадил пену, опустив в нее лезвие ножа. Как ни странно, все отнеслись с уважением к его манипуляциям, и сам Нижегородов решил выпить с капитаном шампанского.
— Ну, будь! — они чокнулись. — С тебя, значит, причитается!
— Договоримся! — сказал капитан, глядя сквозь стакан на свет. — Ну, за крутой подъем сельскохозяйственного производства, а?
— Ура! — сказал Нижегородов.
Часа через полтора все громко, шумно вышли на крыльцо, обогнули дом, остановились возле машин. Выманила погода: дождь кончился, вдруг проглянуло солнце; черные и зеленые поля, лужи на дороге, крыши — все весело, мокро сверкало, дышалось легко. Капитан был румян, доволен, но не пьян. Ему все нравилось, хотя он сохранял снисходительный вид, и готов был ехать дальше, и пировать, развлекаться. А старик почти обо всем договорился с капитаном, и ему хотелось привезти его на место, где должны поработать стройбатовцы. Договор же состоял в том, что за навесы стройбатовцев будут кормить и отпустят им потом по даровой цене меду.
