Юрий Аракчеев - Зажечь свечу
Говоря это тихим, ровным голосом, почти без запинок, Нефедов одновременно слушал себя со стороны. Он был где-то далеко сейчас, где-то в пространстве, и, несмотря на то что речь его лилась гладко, в груди, казалось, все сжалось. Говоря, он скреплял бумаги, но делал это так неловко, что поранил скрепкой палец и не заметил, не почувствовал боли. Хотелось пить, и, говоря, он несколько раз оглядывал стол и весь кабинет в поисках графина с водой, о котором не позаботились вовремя. Он запнулся только один раз, когда называл Бахметьева по имени-отчеству, но произошло это машинально, без его, Сергея Петровича, сознательной воли. «Что-то еще надо сказать?» — завертелось у него в голове, и, вспомнив наконец, он повернул лицо к Нестеренко, сидевшему слева от него, и сказал:
— Да, Петр Евдокимович, вы ведь еще забыли про главного инженера сказать. То, что вчера выяснили. Вы ведь хотели…
— Да-да, товарищи, — бодрым голосом перебил его Нестеренко. — Тут вот еще какой факт. О нем, видимо, еще никто из вас не знает, а факт примечательный, очень примечательный!
При этих словах председателя комиссии нахохленный бухгалтер Сыпчук оживился и с нескрываемым интересом поднял очки на Петра Евдокимовича.
— Да-да, вот насчет этой Нечаевой, насчет этой Нечаевой Г. А. — неожиданно бойко сказал он. — Интере-есный должен быть фактик! Что же вам удалось выяснить, Петр Евдокимович?
И от жадного ожидания он заерзал на своем стуле.
Нестеренко, чтобы придать больше значения тому, что он сейчас скажет, помолчал несколько секунд, покашлял значительно, подвигал бумаги на столе и наконец негромко, почти интимно, сказал:
— Гм, гм… Видите ли, товарищи… Эта Нечаева, как бы вам сказать… Нет, я не хочу ничего такого особенного, вы не думайте, что… гм, гм… Но все же в результате проверки… Люди говорят… Нет, дело даже не в том. Не в том дело, что говорят люди. Дело в том, товарищи, что эта Нечаева…
Геца передернуло:
— Что вы хотите сказать, Петр Евдокимович? Какое это имеет отношение к делу?
Нестеренко никак не ожидал такого тона от главного инженера, он спохватился и сказал, отвечая ему:
— А я и не о том хочу сказать, Лев Борисович. В конце концов, моральный облик Нечаевой — это ее личное дело. — Голос председателя комиссии зазвучал жестче. — Это ее личное дело… Но я хочу сказать о том, что товарищ Нечаева, как нам удалось выяснить, во-первых, не обладает достаточной как научной, так и технической подготовкой для занимаемого ею поста, а, во-вторых, злоупотребляя доверием коллектива, использует рабочее время в своих личных, корыстных целях. Я уже не говорю о том, что ее табель оставляет желать лучшего. Мы, конечно, обязаны заботиться о людях, но если человек по состоянию своего здоровья не может, я повторяю, не может справляться с той нагрузкой, которая полагается ему по занимаемой должности, то знаете ли…
Худощавая фигура Геца вдруг напряглась, словно кто-то разом подтянул все его сухожилия. Не думая, как-то вдруг потеряв контроль над собой, он хлопнул рукой по колену и громко сказал, глядя на Нестеренко:
— Нашли козлика… А вы уверены, что все это так, как вы говорите, Петр Евдокимович?
Мельком глянув на Геца и тут же опустив глаза, Нестеренко тем не менее спокойно и уверенно ответил:
— Да, Лев Борисович, я уверен, что все так и есть. Вчера мы говорили с Бахметьевым на эту тему и с некоторыми товарищами из управления, а кроме того, я ознакомился с ее личным делом и табелем. Так что все это не вызывает сомнения. Вы, Лев Борисович, знаете, какую ответственность накладывает пост главного инженера, — кому, как не вам, это знать, — а если человек увиливает от работы и пользуется любым предлогом для того, чтобы взять бюллетень, — это, знаете ли…
— Как член комиссии, — перебил его Гец и еще раз хлопнул себя по колену, — я заявляю, что не подпишу акта до тех пор, пока лично не проверю того, о чем вы говорите, товарищ Нестеренко. И еще. Каким бы ни было решение бюро, я категорически заявляю, что дело начальника СУ Бахметьева и главного бухгалтера Барнгольца должно быть передано в суд, и не в товарищеский суд, разумеется, а в уголовный, в у-го-ло-вный! Вот так.
«Что я только наделал… Разве так можно, разве это поступки?.. Как мальчишка… Что скажет Аня?..» — все это вихрем пронеслось в голове Геца.
Внезапный порыв спокойного, уравновешенного, — пожалуй, самого уравновешенного и самого солидного — члена комиссии произвел на всех пятерых ошеломляющее впечатление.
Нестеренко поперхнулся и, полуоткрыв рот, не разогнувшись до конца, — он, слегка склонившись, приводил в порядок бумаги на столе, — не выпрямившись, тупо уставился на человека, которого он считал самым рассудительным и надежным.
Нефедова словно разбудили: он до боли закусил губу и, бледный, невидящими глазами смотрел перед собой.
Бухгалтер Сыпчук, сутулый, нахохленный, оживившийся только при первых фразах Нестеренко о Нечаевой, а затем вновь траурно поникший, поднял голову, словно выставив очки напоказ, и застыл — лишь губы его пожевывали и время от времени дергался кадык, — так что он удивительно стал похож на большеголовую птицу.
Петя Успенский восторженно пожирал глазами главного инженера, а Вадим Старицын покраснел, все понял, вспомнил, что говорил ему Гец не далее как вчера, и, злой, испепелял взглядом председателя комиссии. Руки его инстинктивно сжимались в кулаки.
Первым пришел в себя Нестеренко.
— Я не знал, что вы так… Что вы так недоверчивы, Лев Борисович. Но если хотите, вы, конечно, имеете право… Однако Пантелеймон Севастьянович Хазаров… Я хотел сказать, что, однако, сегодня мы должны представить уже акт, потому что… Слушайте, в конце-то концов! — Он вдруг совсем по-мальчишески всплеснул руками и зафыркал: фр-фр. — Не нужно мне это председательство, прах его возьми-то совсем, фр-фр… Делайте, что хотите, фр…
И сел обиженно, умолк.
Тогда заговорил Нефедов:
— Вы, Лев Борисович, совершенно правы…
— Что? Что? Погромче! — залопотал Сыпчук, приставив к уху ладонь.
Нефедов действительно говорил еле слышно, запинаясь, с огромным трудом. Язык у него едва ворочался, и саднило в пересохшем горле.
— Вы, Лев Борисович, совершенно правы, — сказал он, напрягаясь. — Я… согласен с вами. Нельзя это дело так… Надо проверить, конечно, еще раз… проверить…
Стало тихо. Нестеренко полез в карман, достал и проглотил таблетку. На лице его все еще было выражение обиды.
Заговорил Старицын.
— Я думаю, что… Конечно, прав Лев Борисович! Под суд надо жуликов этих… Черт их возьми совсем! Еще бы…
