Гарун Тазиев - Запах серы
Поехать на Сицилию впятером или вшестером было относительно несложно. Но желание посмотреть на вулканы Перу или Новой Зеландии, хотя бы и оплатив один-единственный билет, часто ставило передо мною нелегкие задачи. И все-таки по прошествии 12 лет я все еще остаюсь под впечатлением от чересчур краткого, двухнедельного пребывания в Тибести — этом самобытном вулканическом массиве под тропиком Рака в чадской Сахаре, на границе с Ливией и Суданом. На вездеходах и верблюдах (то есть большей частью пешком, поскольку это наилучший способ передвижения), под обжигающим солнцем и в ледяном ночном холоде пустынь мы пересекли с востока на запад и с севера на юг территорию в сотню тысяч квадратных километров, занятую вулканическими горами. Некоторые возвышались до 3500 метров над уровнем моря…
Раз уж речь зашла о море… Самое ближнее, Средиземное отстоит от этих мест на 1000 километров. Это довольно веский довод против гипотезы, приписывающей вулканизм воздействию поверхностных, в основном морских, вод. Сторонники ее приводят в доказательство тот факт, что крупные вулканические цепи располагаются или в океанах, или вдоль их берегов: Япония, Индонезия, Аляска, Антильские острова, Боливия, Перу… Когда им напоминают, что в самом центре Африки, более чем в 1300 километрах от ближайшего океана, поднимаются вулканы Вирунга, они ссылаются на воду больших озер — Киву или Эдуарда, даже Танганьики и Виктории… Но в Тибести мы имеем дело с самой настоящей пустыней.
К слову сказать, близость морей и вулканов чаще всего является лишь иллюзией, порождаемой мелкомасштабными картами. Так, например, вулканы Анд в большинстве своем удалены от берега на 200 километров, а ближайший находится от него в 100 километрах. Однако существует несомненная связь между вулканическими хребтами и некоторыми континентальными окраинами, главным образом в Тихом океане: и те и другие являются продуктами движения больших плит, составляющих сферическую мозаику, именуемую земной корой. Образующие базальтовое дно великого океана плиты, столкнувшись с теми, что несут континенты, углубились под них и с тех пор врубаются в мантию планеты последовательными толчками, вызывающими те бесчисленные землетрясения, что поражают в одинаковой мере Японию, Филиппины, Калифорнию, Перу и Чили. И все-таки связанный с этими колоссальными надвигами вулканизм локализован в узкой, вытянутой параллельно берегам зоне в 100–200 километрах от них, то есть слишком далеко для того, чтобы морская вода могла просочиться в резервуары магмы под вулканами. В том, что поверхностные воды могут играть какую-то роль в извержениях, нет ничего неправдоподобного, но вулканизм в них ничуть не нуждается. Луна дает тому трудно опровержимое доказательство.
Тибести оставил у меня воспоминания о безбрежных полях золотистых пород, отлогими склонами поднимающихся к зубчатым гребням огромных кальдер с крутыми стенками. Благодаря высоте воздух там легкий, хотя солнце печет по-тропически. Тибести — единственная пустыня, где я не возненавидел солнца. После нескольких тяжких дней в мавританском Адраре, эфиопском Данакиле или чилийских солончаках под тропиком Козерога солнце, которое я обычно ценю наравне с любовью, становится ненавистным — так жжет оно в совершенно безоблачном небе. Когда оно выкатывается из-за горизонта, на него смотришь с бессильной злостью жертвы к палачу. Знаешь, что новых 12 часов подряд нужно будет ходить, работать, жить под его всюду достающими неумолимыми лучами. 12 часов ждать, пока наконец горизонт не проглотит его! В Тибести этого нет. Находясь чаще на высоте 2–3 тысяч метров, мы дышали свежим и легким воздухом, который сильный бриз приносил из бесконечности и уносил туда же. Кожа наша только бронзовела под этим ласковым светилом.
В Тибести находилась взрывная кальдера, один из «штампов» классической вулканологии. Кальдерами называют огромные кратеры шириной до десятков километров. Долго считалось, что их два типа: одни образовались из-за колоссального оседания породы, другие созданы гигантскими взрывами. Как раз перед второй мировой войной Хауел Вильямс доказал, что подавляющее большинство известных тогда кальдер — и все те, что он лично изучил, — относилось к первой из двух категорий. Однако некоторые геологи, в том числе и во Франции, продолжали утверждать, что существуют и эксплозивные (взрывные) кальдеры и что во всяком случае одна такая кальдера, их архетип, находится в Тибести — Тру-о-Натрон («Натриева Дыра»). К тому времени я уже побывал в большинстве кальдер мира и был убежден в правоте Вильямса. Но аргументы французских геологов заслуживали внимания. Они заявляли, что Тру-о-Натрон появилась вследствие чудовищного взрыва: на километры вокруг этой кальдеры громоздились немалых размеров глыбы. И все-таки я довольно скептически воспринимал эти рассуждения, так как не мог согласиться с тем, что скорее квадратная, чем круглая, дыра объемом 4 миллиарда кубических метров (глубиной в километр, длиной в восемь и шириной в пять), с вертикальными стенками может быть образована взрывом. Этот скептицизм, разделявшийся и моим другом Маринелли, основывался, правда, лишь на внешнем противоречии между прямоугольной формой данного отверстия и чаще всего круглыми воронками, оставляемыми взрывами. Вот почему нам очень хотелось самим заглянуть в эту дыру.
Уже на подходе к кальдере Маринелли и мне все стало ясно. «Черта с два она взрывная», — пробурчал Джорджо. Еще не выйдя из машины, чтобы пройти шагов пятьдесят, отделявших нас от гладко обрубленного края потрясающей впадины, мы осознали, что размеры выброшенных взрывами глыб не соответствуют размерам пропасти: менее 1/100 кубического километра против 40 кубических километров, то есть примерно один кпяти тысячам…
Было вполне очевидно, что прямоугольная форма кальдеры обусловлена сетью заметных разломов, характерных для всего района. Влияние подобных сдвигов на морфологию оседания поверхностных участков в подземную полость было механически логично, но никак не вписывалось в гипотезу взрыва. Наконец, было ясно, что масштабы депрессии соответствовали толстым игнимбритовым покровам, по которым мы перед этим проехали с сотню километров и которые явно были обяздны своим происхождением этому вулкану. То, что мы обнаружили во время спуска в гигантский котел, только утвердило нас в своей правоте.
Профессия геолога имеет немало приятных сторон, и среди них — вероятность открытия того или иного объяснения путей формирования лика планеты. К сожалению, геология крайне редко бывает точной наукой, а непроницательные наблюдатели или лишенные необходимой серьезности исследователи слишком часто публикуют плоды своих ошибок или неправдоподобные сведения. Могут пройти годы, прежде чем другой наблюдатель посетит места, где почерпнул вдохновение автор ошибочного утверждения. Это, не говоря уже о сложности геологических явлений, приводит к тому, что неправильные идеи живут в геологии иногда много дольше, чем в других науках. С другой стороны, моды в психоанализе и политэкономии, например, меняются слишком часто!..
