Николай Урванцев - Два года на северной земле
Для палатки выбрали достаточно ровное место с плотным и толстым снеговым покровом, позволяющим вполне надежно забить полуметровые деревянные колья, к которым крепятся веревки, растягивающие крышу и бока.
Дав некоторое время, пока ставится палатка, отпряженным собакам несколько поразмяться на свободе и покататься на снегу, чтобы почистить шерсть, всех их затем садим на захваченные приколы, пристегивая к цепи за имеющиеся на ошейниках карабины. Приколы располагаются по линии заструг, то есть в направлении возможной пурги и параллельно гребню палатки по обоим бокам ее.
При таком расположении собакам всего удобнее лечь, свернувшись калачиком, спиною к ветру, прикрыв нос хвостом. Эта стандартная, так сказать, поза спящей ездовой собаки лучше всего согревает и защищает от ветра. Кроме того, лежащие цепью по бокам палатки собаки являются естественной охраной на случай, если подойдет медведь.
Сразу же после привязи собак кормим. Трехкилограммовая банка вскрывается консервным ножом, а содержимое, смерзшееся в монолитную массу, раскалывается топором на шесть более или менее равных кусков. Каждая получает свой дневной пай, размеры которого несколько варьируют в зависимости от упитанности, работоспособности и других обстоятельств. Только после того, как собаки устроены на местах и накормлены, можно позаботиться о себе. Еще при разбивке палатки в нее вносятся спальные мешки, чемодан с расходным продовольствием, примус, расстилаются на брезентовом полу оленьи шкуры, — словом, помещение приводится в жилой вид. Далее разжигается примус и на него ставится чайник со снегом. Чайник медный, шестилитровый, с широким дном и широкой крышкой почти во весь диаметр. Это обеспечивает быстрое таяние снега и легкое его пополнение, по мере надобности.
Где есть возможность, следует пользоваться льдом от айсберга или тороса, вода из него вкуснее.
Ко времени окончания кормежки собак чайник уже полон воды. Можно приступить к варке обеда и чая. Вход в палатку наглухо закрывается, и в помещении становится сразу теплее, особенно если нет, как сегодня, ветра. Можно снять меховую рубашку и остаться в одном свитере. Обед состоит из супа, изготовленного по особому рецепту, к которому мы пришли еще осенью. В котелок с водою закладывается по числу едоков несколько банок мясных консервов, в данном случае три, немного сушеных овощей и пеммикана из расчета дневной порции по 200 г на человека. Пеммикан для людей, также полученный от датской фирмы Расмусен, в отличие от собачьего по качеству превосходен. Он состоит из мясного порошка, молотых сухарей, жиров и риса, смешанных, примерно, поровну. Единственный недостаток пеммикана — это примесь, повидимому, шоколада, придающая ему сладковатый привкус, но в общей массе с мясными консервами это не так уж заметно. Прибавив еще в дополнение некоторое изрядное количество сливочного масла и риса, после кипячения в течение 10–15 минут получаем превосходный по вкусу и питательности густой полярный суп, вернее кашицу, пользующуюся у нас исключительной популярностью. Сидя на санях, усталый и продрогший после 10—12-часовой тяжелой работы на ветру и морозе, мечтаешь о таком обеде, как о недостижимом блаженстве. Потому-то этот суп и носил у нас специальное название, какого нет, вероятно, ни в одном кулинарном руководстве: «суп мечта».
Итак, наш суп готов. Пока кипятится оставшаяся в чайнике вода для чая, можно приступить к обеду. Но как ни велики бывали наши аппетиты, всей изготовленной порции съесть было невозможно, тем более что к супу полагались еще галеты. Половина его поэтому оставалась к утреннему завтраку. После обеда выпивалось еще по 1–2 кружки чая с сахаром, молоком, ложкой коньяку, галетами и маслом. Желающие добавляли сюда еще какао и некоторое количество сливочного масла. Впрочем этот чудовищный напиток готовился преимущественно утром и особенно во время дневных остановок, которые иногда делались при длительных дневных переходах, главным образом с целью дать передышку собакам. Тогда, обычно, разбивалась, если было ветрено, наскоро палатка и грелся чай. В кружку засыпалось на треть и больше сухого молочного порошка — «лактогена», 5—10 ложек сахару, соответственно какао и основательный кусок граммов 50–60 сливочного масла. Все это заваривалось кипятком, размешивалось, и получившееся хлебово, консистенции густой сметаны, — «мурцовка», как мы ее звали, — выпивалось в количестве 1–2 кружек вместе с галетами. На верхосытку и для устранения жажды дополнительно выпивалось еще по кружке крепкого чая. После такого завтрака можно было вполне ехать и работать 5–6 часов на любом морозе.
После обеда и чая переписывались в дневники дорожные наблюдения и путевые наброски из тетради планшетной доски; перезаряжались, если нужно, кассеты фотоаппаратов, чинилась одежда и так далее. После этого можно было укладываться спать. Дневные камусные сапоги «пимы» снимались, так же как и чулки, вывертывались и подвешивались к гребню палатки, где за ночь и утром от тепла примуса они немножко просыхали. Далее, меховые штаны и свитер тоже снимались, на ноги надевались запасные меховые длинные чулки и в таком виде можно было залезать в меховой мешок. Испытание первой ночи показало, что после перешивки мой спальный мешок вполне отвечает своему назначению. Капюшон позволял спать на вложенной внутри маленькой резиновой подушке вполне спокойно. Голова не мерзла, а вместе с тем дышать можно было наружу, сквозь проделанное для носа отверстие. Правда, нос по временам, особенно в сильные морозы, мерз и на лицо, если пошевелиться, падал и будил оседающий вокруг отверстия иней, но я скоро к этому приспособился и спал не шевелясь всю ночь напролет крепчайшим сном, просыпаясь утром свежий и бодрый. О бессоннице теперь не было и помину.
Спать легли около 2 часов, значит уже 24 апреля. Ночью Гайно и Махно, старинные заклятые враги, привязанные к приколу рядом, регулярно через полчаса поднимали свару. Достать друг друга, чтобы подраться, они не могли, и ограничивались одним рычанием. Начинали они его с самых низких басовитых нот, а кончали высочайшим фальцетом. Каждый концерт занимал минут пять. Слушал я слушал, потом надоело, и хоть не хотелось вылезать из теплого мешка, все же встал, отдул обоих плетью и рассадил по разным местам. После этого наступила тишина и покой. При размещении на приколе приходится строго сообразовываться с собачьими симпатиями и антипатиями. Если поместить рядом двух врагов, как в данном случае, они не дадут спать другим, да и сами не отдохнут, нервируя всех визгом и лаем.
После чаепития, сверки хронометров и подогрева термоса собрались и выехали. Было около 13 часов.
