Джером Джером - Трое на четырёх колёсах
Мой вопрос его несколько озадачил.
— Это ял, сэр.
— Может ли эта лохань ходить под парусом или она поставлена здесь на вечную стоянку? — уточнил я. — Если она стоит на приколе, то так и говорите. Мы разведем в ящиках плющ, посадим на палубе цветы, натянем для уюта тент. Если же яхта способна передвигаться…
— «Передвигаться»! — взорвался капитан Гойлз. — Да дайте мне нужный ветер, и «Гончая»…
— А какой вам нужен ветер?
Капитан Гойлз почесал в затылке.
— На этой неделе, — продолжал я, — дул и норд, и зюйд, и вест. Если же имеется еще какой-нибудь ветер, то не стесняйтесь, говорите — я готов ждать. Если же такового в природе нет и якорь наш еще не прирос ко дну, то давайте сегодня же его поднимем и посмотрим, чем это кончится.
Тут он наконец понял, что на этот раз я настроен серьезно.
— Есть, сэр! — сказал он. — Дело хозяйское, мне что скажут, то я и делаю. У меня, слава Богу, только один несовершеннолетний сын. Надеюсь, ваши наследники не забудут бедную вдову.
Его похоронная торжественность свое дело сделала.
— М-р Гойлз, — взмолился я, — скажите начистоту: могу ли я надеяться, что наступит такая погода, когда мы сможем выбраться из этой дыры?
Капитан Гойлз вновь повеселел.
— Видите ли, сэр, — сказал он, — этот берег особенный. Если нам удастся выйти в море, все пойдет как по маслу, но отчалить в такой скорлупке, как наша, — работенка не из легких.
Я расстался с капитаном Гойлзом, взяв с него слово следить за погодой, как мать за спящим младенцем; метафора эта, принадлежащая лично ему, меня растрогала. В двенадцать часов я увидел капитана еще раз — он занимался метеорологическими изысканиями, выглядывая из окна трактира «Якоря и цепи».
Но в пять вечера того же дня мне нежданно-негаданно улыбнулась удача: я повстречал двух приятелей-яхтсменов; у них вышел из строя руль, и пришлось зайти в Харидж. Моя печальная история их не столько удивила, сколько позабавила.
Между тем капитан Гойлз с командой все еще вели наблюдение за погодой. Я помчался в «Королевскую голову» за Этельбертой. Вчетвером мы прокрались в гавань, где стояла наша посудина. На борту, кроме юнги, никого не было; мои приятели встали по местам, и в шесть часов вечера мы уже весело мчались вдоль берега.
Переночевали мы в Олдборо, а на следующий день были уже в Ярмуте, где я принял решение бросить яхту, ибо мои приятели-яхтсмены не могли меня дальше сопровождать. Ранним утром на пляже мы пустили с молотка всю провизию. Я понес немалые убытки, утешаясь мыслью, что удалось насолить капитану Гойлзу. «Гончую» я оставил на попечение какого-то местного морехода, который взялся за пару соверенов доставить ее в Харидж. Не спорю, быть может, далеко не все яхты такие, как «Гончая»; быть может, встречаются шкиперы и не похожие на мистера Гойлза — однако печальный опыт плавания под парусами вызвал у меня стойкое отвращение как к первым, так и к последним.
Джордж также считал, что с яхтами хлопот не оберешься, и предложение Гарриса не прошло.
— А что, если спуститься по Темзе? — не унимался Гаррис. — Когда-то ведь мы недурно провели на реке время.
Джордж продолжал молча курить сигару, а я — колоть орехи.
— Темза уже не та, — сказал я, — уж не знаю, в чем дело, но появилась какая-то сырость, отчего у меня всякий раз начинается радикулит.
— Вот-вот, и со мной тоже творится что-то неладное, — подхватил Джордж. — Не могу спать у реки, хоть убей. Весной я целую неделю жил у Джо, и каждое утро просыпался в семь, ни минутой позже.
— Что ж, настаивать не буду, — сдался Гаррис. — Мне, по правде сказать, река тоже не показана — разыгрывается подагра.
— Лично мне полезен горный воздух, — сказал я. — Не отправиться ли нам в Шотландию?
— В Шотландии сыро, — возразил Джордж. — В позапрошлом году я был в Шотландии три недели, и три недели не просыхал… не в том смысле, конечно.
— Хорошо бы съездить в Швейцарию, — внес свою лепту Гаррис.
— И не мечтай. Одних нас в Швейцарию все равно не отпустят, — сказал я. — Вы же помните, чем все кончилось в прошлый раз? Нам нужно подыскать такие условия, в которых чахнут нежные женские и детские организмы, найти такую страну, где дороги плохи, а гостиницы отвратительны, где нет никаких удобств и нужно постоянно преодолевать трудности. Возможно, придется и поголодать…
— Полегче на поворотах! — закричал Джордж. — Не забывайте, я ведь тоже еду.
— У меня идея! — воскликнул Гаррис. — Велопробег! Путешествие на велосипедах!
Судя по выражению лица Джорджа, идея эта особого энтузиазма у него не вызвала.
— Когда едешь на велосипеде, дорога всегда почему-то идет в гору, — заметил он. — И ветер дует в лицо.
— Но бывают ведь и спуски, и попутный ветер, — сказал Гаррис.
— Что-то я этого не замечал, — процедил Джордж.
— Нет ничего лучше велосипеда, — убеждал нас Гаррис, и я готов был с ним согласиться.
— И знаете, куда мы отправимся? — продолжал он. — В Шварцвальд!
— Но это же сплошной подъем! — воскликнул Джордж.
— Не скажи, — возразил Гаррис, — иногда бывают и спуски. И потом…
Он опасливо огляделся и перешел на шепот:
— В горах проложена специальная такая дорога, вроде железной, а по ней ходят вагончики с зубчатыми колесиками…
Тут отворилась дверь, и появилась миссис Гаррис, которая сообщила, что Этельберта уже надевает шляпку, а Мюриэль, так нас и не дождавшись, продекламировала публике «Сумасшедшее чаепитие».
— В клубе, завтра, в четыре, — прошипел мне на ухо Гаррис, и я передал эту информацию Джорджу, пока мы подымались наверх.
Глава II
С Этельбертой я решил объясниться в тот же вечер. Для начала, придумал я, сделаю вид, что мне нездоровится. Этельберта это заметит, и я объясню все переутомлением. Затем переведу разговор на состояние моего здоровья в целом и, таким образом, подчеркну необходимость принять энергичные и безотлагательные меры. Я даже не исключал возможность того, что Этельберта при создавшихся обстоятельствах сама предложит мне съездить куда-нибудь. Я представил себе, как она скажет: «Нет, дорогой, тебе просто необходимо развеяться, переменить обстановку. Не спорь со мной, ты должен уехать куда-нибудь хотя бы на месяц. Нет, и не проси, я с тобой не поеду. Тебе нужно мужское общество. Попробуй уговорить Джорджа и Гарриса. Поверь, при твоей работе отдых просто необходим. Постарайся на время забыть, что детям нужны уроки музыки, новая обувь, велосипеды, настойка ревеня три раза в день. Постарайся не думать, что на свете есть кухарки, обойщики, соседские собаки и счет от мясника. Не перевелись еще потаенные утолки, где все ново и неведомо, где твой утомленный мозг обретет покой, где тебя посетят оригинальные мысли. Поезжай, а я за это время успею соскучиться и по достоинству оценю твою доброту и преданность, а то ведь я начинаю забывать о твоих положительных качествах: человек, привыкая, перестает замечать сияние солнца и холодный блеск луны. Поезжай и возвращайся отдохнувшим душой и телом. Возвращайся еще более добрым, еще более умным».