Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)
В то время, когда капитан Немо стал произносить последнюю фразу, я подумал: «Полюс! Неужели эта отважная личность намеревается вести нас туда?»
Между тем капитан замолчал и смотрел на ту стихию, которая так полно и продолжительно им изучалась.
Он снова заговорил:
— Соли находятся в море в огромном количестве, и если бы вам удалось все их собрать из раствора, то вы получили бы массу объемом в четыре с половиной миллиона кубических миль; мы могли бы покрыть солью всю землю слоем толщиной в десять метров. Не считайте присутствие этих солей за каприз природы! Нет. Они задерживают испарение морской воды, а затем препятствуют ветрам уносить слишком большое количество паров, ибо в противном случае страны умеренных поясов подвергались бы страшному наводнению. Роль солей громадна, они — регулятор в общей экономии земного шара.
Капитан Немо снова замолк. Он поднялся, прошел несколько шагов по палубе и возвратился ко мне.
— Что касается инфузорий, — продолжал он, — этих миллиардов миллиардов микроскопических животных, которых насчитывают миллионами в одной капле и восемьсот тысяч которых весят не более миллиграмма, то их роль не менее значительна. Они поглощают морские соли, ассимилируют известные части воды и являются истинными создателями известковых материков в виде кораллов и полипов! А затем капля воды, лишившись своего минерального содержания, становится легче и поднимается на поверхность; в ней растворяются оставшиеся от испарения соли; теперь она становится тяжелее, опускается ниже и приносит микроскопическим животным новые элементы для поглощения. Отсюда двойное течение — восходящее и нисходящее, постоянное движение, постоянная жизнь! Жизнь, более интенсивная, чем на континентах, более разнообразная, более бесконечная, развивается во всех частях океана, в стихии, убийственной для человека, как говорят, но жизненной для миллиардов животных и для меня!
Говоря это, капитан Немо преображался, возбуждая во мне волнение.
— Да, — добавил он, — вот где истинная жизнь! И я убежден в возможности основания подводных городов, строительства подводных домов, которые так же, как и «Наутилус», будут для дыхания каждое утро подыматься на поверхность моря, городов, свободных, независимых! Но кто знает, быть может, какой-нибудь деспот…
Он оборвал свою фразу с яростным жестом. Затем обратился прямо ко мне, как будто желал прогнать мрачную мысль:
— Господин Аронакс, известна ли вам глубина океана?
— Да, по крайней мере, я знаком с результатами, добытыми измерениями.
— Можете вы их сообщить, чтобы я при случае их проверил?
— Вот некоторые из них, — ответил я, — которые удержались у меня в памяти. Если не ошибаюсь, в северной части Атлантического океана найдена глубина в восемь тысяч двести метров, а в Средиземном море — в две с половиной тысячи метров. Самые замечательные измерения сделаны в южной части Атлантики около тридцать пятого градуса, и они показали двенадцать тысяч метров. Словом, полагают, что, выровняв морское дно, получили бы глубину около семи километров.
— Прекрасно, господин профессор, — ответил капитан Немо, — но надеюсь показать вам нечто большее. Что же касается средней глубины этой части Тихого океана, то она не превосходит четырех тысяч метров.
Сказав это, капитан Немо направился к люку, где был выход на лестницу. Я последовал за ним и вошел в салон. Гребной винт пришел немедленно в движение, и лаг указывал на скорость двадцать миль в час.
В течение ближайших недель капитан Немо редко появлялся. Мне пришлось его видеть в короткие промежутки времени. Его помощник регулярно определял на карте место нашего нахождения, что давало мне возможность знать совершенно точно путь, которого придерживался «Наутилус».
Консель и Ленд проводили со мной многие часы. Консель рассказал своему другу о тех чудесах, очевидцем которых ему пришлось быть во время нашей прогулки, и канадец весьма часто сожалел, что не сопровождал нас. Впрочем, я надеялся, что представится случай еще раз посетить океанические леса.
Почти каждый день отворялись на несколько часов ставни окон салона, и наши глаза не уставали созерцать тайны подводного мира.
«Наутилус» держался главным образом направления на юго-восток и плыл на глубине от ста до полутораста метров. Но однажды, я не знаю по какому капризу, углубляясь по диагонали, он опустился на две тысячи метров. Термометр показывал температуру окружающей нас воды в четыре целых двадцать пять сотых градуса, то есть температуру, общую на такой глубине для всех морей и океанов.
26 ноября, в половине четвертого утра, «Наутилус» прошел через тропик Рака под 172° долготы. 27-го он прошел мимо Сандвичевых островов, где погиб знаменитый Кук. К этому времени нами было пройдено, со дня нашего отъезда, четыре тысячи шестьсот восемьдесят миль. Утром, когда я взошел на палубу, я увидел на расстоянии двух миль, под ветром, Гавайи, самый значительный остров этого архипелага. Я ясно различал его побережье, видел его горные кряжи, которые шли параллельно берегу, и его вулканы, из числа которых Мауна-Кеа возвышается на пять тысяч метров над морским уровнем. В наши сети попалось несколько экземпляров полипов весьма грациозной формы.
«Наутилус» продолжал идти на юго-запад. 1 декабря он пересек по 142° долготы экватор, и 4-го числа того же месяца, после быстрого перехода, мы достигли Маркизских островов. Я заметил пик на главном острове этой группы и лесистые горы, но этим и ограничился, так как капитан Немо не любил приближаться к берегам. Здесь наши сети выловили прекрасные виды рыб: золотохвостых с лазоревыми плавниками, с мясом которых по вкусу не может соперничать ни одна рыба; коралловые губаны почти без чешуи, но замечательно вкусные; коралловые рыбки осторинки, с костяными челюстями; желтоватые тасары, не уступающие макрели; да и вообще все рыбы заслужили высокую оценку за столом корабля.
Покинув эти прекрасные острова, состоящие под протекторатом Франции, «Наутилус» прошел в пустынной местности океана около двух тысяч миль. Это плавание можно отметить встречей с несметной толпой кальмаров, любопытных моллюсков, родственных каракатицам. Французские рыболовы называют их «летучие волосатики». Они принадлежат к классу головоногих, к семейству двужаберных, к которому причисляются каракатицы и аргонавты. Эти животные тщательно изучались древними натуралистами и служили как метафорами ораторам агоры, так и лучшим блюдом за столом богатых граждан, если верить Атенею, греческому врачу, жившему до Галена.
Это было ночью на 10 декабря, когда «Наутилусу» пришлось встретиться с этой армией моллюсков, животных исключительно ночных. Считать их приходилось бы миллионами. Они мигрировали из умеренных в более жаркие зоны, идя вслед сельдям и сардинам. Мы их рассматривали сквозь толстые хрустальные стекла, наблюдали, как они пожирали небольших рыб и моллюсков и в то же время служили добычей более крупным моллюскам. Несмотря на быстрый ход «Наутилуса», ему пришлось плыть в окружении этих животных в течение нескольких часов. Среди них я узнал девять видов, указанных д'Орбиньи.
