Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)
Я лежал на земле под прикрытием водорослей и, подняв голову, увидел каких-то животных, которые с шумом проносились, издавая фосфорический блеск.
Кровь застыла в моих жилах! Я узнал чудовищных акул. Это была пара страшных акул-людоедов с огромными хвостами, с мутными стекловидными глазами; акулы выделяли из отверстий, расположенных вокруг их пасти, фосфоресцирующую материю. Эти чудовища могут разжевать своими железными челюстями человека! Я не знаю, занимался ли Консель определением, к какому они относятся классу, но что касается меня, то я рассматривал их серебристый живот, ужасную пасть, усаженную зубами, совсем не с научной точки зрения, а глазами жертвы.
К счастью, эти прожорливые животные обладают плохим зрением. Они пронеслись, не заметив нас, но слегка коснувшись нас своими темно-бурыми плавниками, и мы, словно чудом, избавились от угрожающей опасности, наверное, более серьезной, чем встреча в лесу с тигром.
Спустя полчаса, идя на электрический свет, мы достигли «Наутилуса». Наружная дверь была отворена, но лишь мы вошли в первую камеру, капитан Немо тотчас ее затворил, затем нажал кнопку. Я услышал, как стали действовать помпы внутри судна, и почувствовал, что вода убывает, а через несколько минут она была вся выкачана. Тогда внутренняя дверь отворилась, и мы вошли в гардеробную.
Там мы сняли не без труда наши скафандры, и я, измученный, еле двигаясь от утомления и сонливости, добрел до моей комнаты. Очарование этой подводной экскурсии, однако, меня не покидало.
Глава XVIII
ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ ЛЬЕ ПОД ПОВЕРХНОСТЬЮ ТИХОГО ОКЕАНА
На следующий день, 18 ноября, я совершенно отдохнул от усталости, вызванной прогулкой, и вышел на палубу в то время, когда помощник капитана «Наутилуса» произносил свою ежедневную фразу. Эта фраза, как мне казалось, относилась к состоянию моря или, скорее всего, означала: «Нет ничего в виду».
И действительно, океан был пустынен, нигде на горизонте не виднелось ни одного паруса. Остров Креспо успел за ночь скрыться из виду. Море поглощало все цвета спектра, за исключением голубого, который отражало во всех направлениях, окрашивая в чудный цвет индиго.
В то время как я восхищался этим великолепным видом океана, появился капитан Немо. Он, как мне казалось, не замечал моего присутствия и тотчас же приступил к астрономическим наблюдениям. Затем, окончив их, облокотясь на клетку переднего фонаря, стал смотреть на поверхность океана.
Тем временем человек двадцать матросов «Наутилуса», все на подбор сильные и крепкого сложения люди, вошли на палубу. Они пришли вытаскивать сети, закинутые ночью. Эти матросы принадлежали, по-видимому, к различным национальностям, но европейского типа. Я безошибочно узнал среди них ирландцев, французов, нескольких славян, одного грека и одного кандиата. Все эти люди были молчаливы, а если им и приходилось обращаться друг к другу, то они говорили на каком-то особенном языке, которого я не мог ни понять, ни определить его происхождение. Весьма понятно, что я должен был отказаться от расспросов. Сети были вытащены на палубу. Они напоминали собой скорее мешки и весьма походили на сети, употребляемые в Нормандии, — огромные мешки, отверстие которых поддерживается особым приспособлением. Эти мешки спущены были на дно океана и тащились по нему, собирая на своем пути все, что могли захватить. Сегодня лов оказался весьма удачным: сети были полны многими интересными видами рыб, которые вообще водятся в изобилии в водах Тихого океана. Так, например, в них попали: лягвы, которых за их комичные движения прозывают также и фиглярами; черные комерсоны с длинными усиками; овальные балисты, испещренные красными полосками; тетродоны, яд которых сильно действует; оливкового цвета миноги; макроринкусы, покрытые серебряной чешуей; трихиурии, обладающие способностью наносить столь же сильные электрические удары, как и электрические угри; нотоптеры с поперечными полосами; зеленоватая треска; разные виды бычков и так далее; наконец, несколько пород более крупных размеров, длиною в метр; несколько весьма красивых бонит; три великолепных тунца, которых быстрота движений все же не спасла от сетей.
Я уверен, что улов принес более тысячи фунтов рыбы, однако удивляться столь обильному улову не приходится. Надо помнить, что сети тащатся по дну в течение нескольких часов и захватывают в плен все, что встречают по пути. Вследствие быстрого хода «Наутилуса» и электрического света, привлекающего морских обитателей, мы никогда не терпели на судне недостатка в превосходном рыбном столе.
Вся эта ночная добыча была немедленно спущена в камбуз, некоторая ее часть была предназначена для хранения в свежем виде, другая — для заготовки впрок.
Когда рыба была убрана и судно возобновило запас воздуха, я, будучи уверен, что «Наутилус» снова отправится на подводную экскурсию, направился в свою каюту, как вдруг капитан Немо обратился ко мне со следующими словами, без всякого приветствия:
— Взгляните, господин профессор, на этот океан; разве он не живет настоящей жизнью? Разве у него нет своей вражды, своей привязанности? Вчера он заснул, как и мы, а сегодня встал после спокойной ночи.
Я никогда не слышал от этого странного человека пожелания доброго дня или спокойной ночи, он всегда обращался ко мне, словно продолжая начатый разговор.
— Смотрите, — говорил капитан, — он пробуждается под ласками солнца! Он снова обращается к своей дневной деятельности. Очень интересно изучить игру его организма. Он имеет пульс, артерии, с ним бывают спазмы, и я вполне доверяю ученому Мори, открывшему в нем такое же реальное круговращение, как и циркуляция крови у животных.
Несомненно, что капитан Немо не рассчитывал получить от меня ответ. К тому же он, вернее, разговаривал сам с собой и с длинными паузами между фразами; он рассуждал вслух.
— Да, — сказал он, — океан обладает настоящим круговращением. Творцу мира было достаточно для этого дать ему тепло, соль и микроскопических животных. И действительно, тепло порождает различие плотности, которое вызывает течения в определенном направлении. Испарение, ничтожное в полярных странах, в странах экваториальных, наоборот, очень сильно, и это различие вызывает постоянный обмен вод экваториальных с полярными водами. Помимо того, я наблюдал также течения сверху вниз и снизу вверх, которые и составляют настоящее дыхание океана.
Я проследил, как частица, нагретая у поверхности океана, опускалась в его глубину, достигала своей наибольшей плотности при двух градусах ниже нуля, затем, охладившись еще более, становилась легче и поднималась к его поверхности. Вы у полюсов увидите следствие этого феномена и поймете, что в силу этого закона предусмотрительной природы замерзание воды может происходить только на ее поверхности.
