Януш Камоцкий - Встречи с Индонезией
Полагают, что Равула — это бог солнца (ра — солнце) и луны (вула — луна). Мне, кстати, приходилось слышать о существовании в этих местах культа луны и о празднествах в честь луны и солнца, связанных с ежемесячным «умиранием» луны и солнца во время затмений и извержений вулкана на соседнем Флоресе. Во время извержений солнце «желтеет», блекнет. Тогда жители просят. Равулу направить лаву подальше от их селений. В обрядах, связанных с культом Равулы, в отличие от церемоний в честь буйвола, участвуют только язычники.
— Беседа с моса лаки осложнялась тем, что милый старичок говорил очень неразборчиво, да еще все время с каким-то ожесточением жевал табак. Когда я увидел дочь моса лаки, меня поразили ее зубы, идеально ровные, подпиленные специальным камнем. Моса лаки считает, что, отказавшись лет двадцать назад от обычая подпиливать зубы, женщины много потеряли.
Наутро встаю рано, чтобы попасть в Аву до наступления жары. Говорят, от Авы до вулкана не больше часа ходьбы. В Аве делаю подсчет: час туда, час обратно, час на осмотр вулкана и отдых — таким образом, через три часа я должен вернуться — до наступления самой сильной жары, Я иду на вулкан сразу, с тем чтобы около одиннадцати, самое позднее в двенадцать вернуться обратно.
По дороге на вулкан меня сопровождают два ученика местной школы, которых приставил ко мне учитель. Очень скоро я начинаю понимать, что мальчики абсолютно не ориентируются в лесу, не знают леса, теряются на каждом перекрестке дорог. Единственное, что они хорошо умеют делать, это срывать кокосы и рассекать их тремя ударами ножа. Доведя меня до едва заметной тропинки, они с облегчением вздыхают и говорят: «Она ведет к рано» (к озеру). Увидев, что я не понимаю, кто-то поясняет по-индонезийски: «Ке темпат апи» («К месту огня»).
Прощаюсь с мальчиками, и те, радуясь, что так хорошо справились с заданием, да еще получили по конфете, убегают.
Через некоторое время тропинка сужается, а потом и вовсе исчезает. Мне ничего не остается, как продираться сквозь лес наобум. Наконец натыкаюсь на едва заметную тропинку. Она-то и приводит меня к вулкану. Зрелище не представляет собой ничего особенного: два невысоких вулканических конуса и дымка пара или газа над ними. Склоны выжжены, лишь кое-где посреди черной растительности пробивается свежая зелень.
Осматриваюсь, ищу подходящее место для подъема. Выбрал, начинаю восхождение. Под ногами осыпается лава. Чтобы удержаться, хватаюсь руками за какой-то выступ. Горячо! Теперь я понимаю, почему жители Палуе не ходят на вулкан: кроме того, что это опасно, их ноги (а ходят они в основном босиком) не могут выдержать такую высокую температуру. Я ощущаю жар даже через подошвы. Временами чувствую, как дрожит, сотрясается скала — похоже на грохот поезда, идущего через мост. Болят руки, до крови исцарапанные при падении. Но я уже на вершине. Вижу третий и четвертый кратеры. Побродив немного, обнаруживаю пятый. Мне кажется, если не считать летчиков, пролетающих на своих самолетах над островом, я первый человек, который увидел эти кратеры.
Жарко нестерпимо, солнце печет, вулкан раскален… Иду по отвердевшей лаве, по участкам, засыпанным пеплом, пробираюсь сквозь обожженные заросли. Одежда в грязи, рубашка изорвана в клочья, руки чернее, чем у трубочиста, а впереди еще скалы и еще один кратер. Но я уже валюсь с ног от усталости. Надо идти назад. Давно прошло время, когда я предполагал вернуться в Аву. Без паранга продираться через лес просто невозможно. Вскоре обнаруживаю тропинку и направляюсь по ней, как мне кажется, к Аве. Наконец лес кончается. Что-то блестит вдали. Может быть, это крыша церкви в Леи? Вряд ли. Внезапно передо мной вырастает пограничный столб, отделяющий Чавалау от Леи. Если не найти короткую дорогу, отсюда до Авы три часа ходьбы. Вокруг ни души. Пройдя немного по тропе, слышу женские голоса. Прекрасно, сейчас узнаю дорогу, однако не тут-то было: при моем приближении женщины с криком разбегаются. Может быть, меня приняли за демона? Жду — не вернутся ли? Нет, видимо, испугались до смерти. Продолжаю спускаться и вскоре натыкаюсь на большую группу людей, о чем-то взволнованно спорящих. Впрочем, возможно, мне это показалось — местные жители всегда говорят такими возбужденными голосами, что создается впечатление, будто они ссорятся.
Короткой дороги отсюда до Авы не существует, а у меня уже нет сил идти дальше, но идти надо. Послать какого-нибудь ребенка к Кристине? Идея неплохая, но как ее осуществить? Что, если детям не захочется никуда идти? Так и вышло. Ни один ребенок не желает двигаться с места. А сообщить Кристине необходимо. Учитель и какак (старший брат) Кристины живо обсуждают этот вопрос. Может быть, написать письмо и послать его с кем-нибудь в Нитунг, чтобы оттуда его переправили дальше? А может быть, письмо возьмет какак Кристины, который собирается идти в том направлении? Он только сперва отнесет в ремонт испорченный радиоприемник и сделает еще одно дело, а потом пойдет в Аву. А письмо тем временем лежит… Страшно разозлившись, я заявляю, что пойду сам. Моим собеседникам становится неловко. Да еще какая-то женщина принялась их стыдить. В результате посылают трех ребятишек с письмом, а я возвращаюсь в Леи, где священник Маас, увидев меня, поспешно приносит бутылку туака. Добравшись до Леи и придя в себя после двух стаканов туака и такого же количества кофе, я направляюсь в Аву с визитом к «капитану», или, как теперь говорят, «координатору» Палуе. Капитан — что-то вроде потомственного старосты — обещает, что даст мне знать, когда пойдет лодка в Риунг (оказия в ту сторону случается крайне редко). До этого я успею побродить по Аве с его племянницей Домицелой, весьма умной и интеллигентной девушкой. Она может помочь мне в беседах с местными жителями.
В приморских селениях не принято приносить в жертву буйволов, поэтому жители Авы и соседних деревень на праздник буйвола поднимаются в горы, а жители гор спускаются к ним на праздник кабанов. Если буйволов забивают в честь бога, то кабанов жертвуют духам. Праздник кабанов устраивают обычно в тех случаях, когда людей одолевают мыши. Во время жертвоприношений островитяне просят духов заставить мышей взойти на корабль и уплыть на Флорес. Через несколько дней после праздника делается маленькая модель пераху, которую спускают на воду. Мне показалось странным, что капитан говорит о данном обряде как о главном: я полагал, что этот обряд совершается только во время стихийных бедствий. Кое о чем капитан умалчивает, например о том, что его родной брат, здешний моса лаки, несколько месяцев назад собственноручно зарезал в честь духов кабана.
По поводу истории острова существует две версии. Одну мне изложил капитан, другую я слышал от многих жителей Палуе. Капитан считает себя потомком самовластных правителей, подчинявшихся только каким-то правителям на Флоресе. Палуенцы же утверждают, что здесь никогда не было правителя, власть которого распространялась бы на весь остров, и что по традиции каждый округ представлял собой самостоятельную политическую единицу, не подчинявшуюся никакому правителю.
