Джером Джером - Дневникъ паломника
Но во всѣмъ совѣтамъ и увѣщаніямъ онъ оставался холоденъ и нѣмъ.
— Оставьте меня въ покоѣ, — возразилъ онъ, — я знаю, куда мнѣ идти. Не безпокойтесь обо мнѣ. Занимайтесь своими дѣлами. Стану я слушать совѣты старыхъ дураковъ. Самъ знаю что дѣлать.
Чего можно ждать отъ такого поѣзда? разумѣется онъ худо кончитъ. Я представляю себѣ печальную картину его будущности: старый, избитый, для всѣхъ чуждый, всѣми презираемый, поѣздъ безцѣльно скитается въ какой нибудь отдаленной странѣ, съ грустью вспоминая о днѣ, когда, полный безумной гордости и честолюбія, онъ отправлялся изъ Мюнхена, съ блестѣвшимъ какъ зеркало паровикомъ, въ 1.45.
Б. оставляетъ въ покоѣ поѣздъ въ 1.45, какъ безнадежный и неисправимый, и продолжаетъ свои поиски.
— Ура! вотъ такъ штука! — восклицаетъ онъ. — Вотъ это намъ кстати. Отходитъ изъ Мюнхена въ 4, приходитъ въ Гейдельбергъ въ 4.15. Вотъ такъ быстрота. Только нѣтъ-ли здѣсь ошибки, что-то ужь очень быстро. Неужели можно доѣхать изъ Мюнхена въ Гейдельбергъ въ четверть часа?
О! вижу въ чемъ дѣло. Этотъ въ 4 идетъ въ Брюссель, а оттуда въ Гейдельбергъ. Приходитъ туда въ 4.15 — должно быть завтра. Удивляюсь, зачѣмъ ему дѣлать такой кругъ. Притомъ онъ кажется останавливается въ Прагѣ. О, проклятая таблица!
Наконецъ онъ находитъ поѣздъ, отходящій въ 2.15 — и кажется идеальный поѣздъ. Онъ приходитъ въ восторгъ отъ этого поѣзда.
— Вотъ нашъ поѣздъ, старина, — говоритъ онъ. — Великолѣпный поѣздъ. Онъ нигдѣ не останавливается.
— Онъ приходитъ куда нибудь? — спрашиваю я.
— Разумѣется приходитъ, — отвѣчаетъ онъ съ негодованіемъ. — Это курьерскій поѣздъ. Мюнхенъ, — бормочетъ онъ, водя пальцемъ по таблицѣ — отходитъ 2.15. Только первый и второй классъ. Нюрнбергъ? Нѣтъ, онъ не останавливается въ Нюрнбергѣ. Вюрцбургъ? Нѣтъ. Франкфуртъ на Страссбургъ? Нѣтъ. Кёльнъ, Антверпенъ, Калэ? Чортъ побери, да гдѣ же онъ останавливается? Долженъ же онъ гдѣ нибудь остановиться! Берлинъ, Парижъ, Брюссель, Копенгагенъ? Нѣтъ. Ей Богу, онъ тоже никуда не приходитъ. Отходитъ изъ Мюнхена въ 2.15, — вотъ и все. Больше ничего.
Повидимому у Мюнхенскихъ поѣздовъ въ обычаѣ отправляться куда глаза глядятъ. Очевидно, у нихъ на умѣ только выбраться изъ города. Куда они придутъ, что съ ними станется, — до этого имъ нѣтъ дѣла, — лишь бы улизнуть изъ Мюнхена.
Ради Бога, — говорятъ они, — выпустите насъ отсюда. Не спрашивайте, куда мы пойдемъ; мы рѣшимъ это, когда будемъ за городомъ. Главное, — выпустите насъ изъ Мюнхена.
Б. начинаетъ приходить въ ужасъ.
— Рѣшительно, намъ не выбраться изъ этого города. Тутъ вовсе нѣтъ поѣздовъ изъ Мюнхена. Это заговоръ, съ цѣлью удержать насъ здѣсь, — вотъ что. Мы никогда не уѣдемъ отсюда. Не видать намъ нашей милой старой Англіи!
Я пытаюсь утѣшить его, говоря, что въ Баваріи быть можетъ принято предоставлять пассажирамъ самимъ опредѣлять мѣсто остановки поѣзда. Желѣзнодорожныя власти снаряжаютъ поѣздъ и отправляютъ его въ 2.15. Имъ нѣтъ дѣла до того, куда онъ отправится. Пусть рѣшаютъ это сами пассажиры. Пассажиры садятся на поѣздъ, онъ отправляется, и затѣмъ роль желѣзнодорожнаго начальства кончена. Если же возникнетъ разногласіе между пассажирами, если, напримѣръ, одни желаютъ ѣхать въ Испанію, а другіе въ Россію, то вопросъ рѣшится жребіемъ.
Но Б. рѣшительно отвергаетъ эту теорію, и прибавляетъ, что напрасно я болтаю пустяки, когда онъ въ такомъ затруднительномъ положеніи. Вотъ вся благодарность за мои старанія помочь ему.
Минутъ пять онъ роется въ таблицѣ и наконецъ находитъ поѣздъ, который попадаетъ прямехонько въ Гейдельбергъ и во всѣхъ отношеніяхъ кажется образцовымъ поѣздомъ, — одна бѣда! неизвѣстно откуда онъ идетъ.
Повидимому онъ попадаетъ въ Гейдельбергъ случайно, невѣдомо откуда. Можно себѣ представить, какой переполохъ производитъ на Гейдельбергской станціи его неожиданное появленіе. Что съ нимъ дѣлать? Сторожъ бѣжитъ въ начальнику станціи.
— Ваше благородіе! пришелъ какой-то невѣдомый поѣздъ.
— О! — съ удивленіемъ отвѣчаетъ начальникъ станціи, — откуда?
— Неизвѣстно, онъ и самъ не знаетъ.
— Что за дичь! — говоритъ начальникъ. — Что же ему нужно?
— Кажется, ничего особеннаго, — отвѣчаетъ сторожъ. — Диковинный поѣздъ. Похоже — немножко рехнулся.
— Гмъ, — мычитъ начальникъ станціи — странно! Ну, пусть постоитъ. Не гнать же его ночью. Отведите его въ депо до утра, а тамъ посмотримъ, можетъ быть кто нибудь его знаетъ.
Наконецъ Б. убѣждается, что попасть въ Гейдельбергъ можно только черезъ Дармштадтъ, гдѣ мы пересядемъ на другой поѣздъ. Это открытіе окрыляетъ его новой надеждой; онъ принимается за поиски съ обновленными силами — и на этотъ разъ ищетъ поѣздъ изъ Мюнхена въ Дармштадтъ, а изъ Дармштадта въ Гейдельбергъ.
— Вотъ онъ, — вскрикиваетъ онъ послѣ непродолжительныхъ поисковъ. — Нашелъ! — (Онъ въ самомъ бодромъ настроеніи). — Этотъ годится. Отходитъ изъ Мюнхена 10, приходитъ въ Дармштадтъ 5.25; отходитъ изъ Дармштадта въ Гейдельбергъ 5.20, приходитъ…
— Но успѣемъ ли мы пересѣсть? — спрашиваю я.
— Нѣтъ, — возражаетъ онъ, снова затуманиваясь. — Нѣтъ, не выходитъ. Если бы нашъ поѣздъ пришелъ на пять минутъ раньше, а тотъ немного запоздалъ, — тогда бы какъ разъ.
— Врядъ ли можно на это разсчитывать, — замѣчаю я; онъ соглашается со мною и снова принимается искать болѣе удобный поѣздъ.
Но кажется всѣ поѣзда изъ Дармштадта въ Гейдельбергъ выходятъ пятью минутами раньше прибытія поѣздовъ изъ Гейдельберга. Повидимому они съ умысломъ избѣгаютъ насъ.
Разсудокъ Б. не выдерживаетъ наконецъ, и онъ начинаетъ завираться. Онъ открываетъ поѣзда, которые приходятъ изъ Мюнхена въ Гейдельбергъ въ четырнадцать минутъ, черезъ Венецію и Женеву, съ получасовой остановкой въ Римѣ. Онъ роется въ указателѣ, отыскивая дьявольскіе поѣзда, которые приходятъ въ мѣсто назначенія за сорокъ семь минутъ до отхода изъ мѣста отправки, и уходятъ прежде чѣмъ успѣли прибыть. Онъ приходитъ къ убѣжденію, что ближайшій путь изъ южной Германіи въ Парижъ лежитъ черезъ Калэ, гдѣ нужно нанять пароходъ въ Москву. Не добравшись до конца таблицы, онъ уже не знаетъ, гдѣ мы находимся — въ Европѣ, Азіи, Африкѣ или Америкѣ, — куда мы ѣдемъ, и зачѣмъ мы ѣдемъ.
Тогда я спокойно, но рѣшительно отбираю у него книгу, одѣваю его, одѣваюсь самъ; затѣмъ мы беремъ наши чемоданы, отправляемся на станцію и говоримъ носильщику: намъ нужно въ Гейдельбергъ. Носильщикъ подхватываетъ наши вещи, ведетъ насъ въ залъ, усаживаетъ на диванъ и покорнѣйше проситъ обождать, пока придетъ поѣздъ: тогда онъ возьметъ намъ билеты и усадитъ насъ въ вагонъ. Такъ онъ и дѣлаетъ.
