Андрей Бильжо - Заметки авиапассажира. 37 рейсов с комментариями и рисунками автора
Во втором классе учительница пения посоветовала моим родителям отвести меня к врачу. “У мальчика очень толстый голос”, – встревоженно сообщила она им. Разучиваемую всем классом песню “Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно…” из-за того, что голос у меня был “толстый”, я не пел. Мне доверили роль этого самого Петушка.
Но накануне концерта, вытаскивая из ранца книжку “Наш Ильич” Бонч-Бруевича, я задел мягкой обложкой за крючочек ранца. И линия разрыва прошла прямо через улыбающееся лицо дедушки Ленина, делающего ручкой всем последующим поколениям “Привет!”. А книжка была школьная. Очень толстая, с крупными, ярко накрашенными губами – граммов на триста, учительница вызвала моих родителей в школу и лишила меня этой самой роли Петушка.
Эту роль отдали другому мальчику. Тоже Андрюше.
Я ненавидел учительницу, Петушка, Ленина и другого мальчика Андрюшу.
Так я столкнулся с первой в своей жизни несправедливостью, глупостью и политическими репрессиями.
А песню эту пел и мой сын. И мой внук. И каждый раз я вспоминал эту историю.
Моя одноклассница Ира Ступина какое-то время жила в Венгрии и из Венгрии прислала мне два письма. В письмах были вложены фотографии “Битлов”.
Спустя годы я узнал, что эти маленькие открыточки – вкладыши из коробочек с жевательной резинкой.
Я был тогда счастлив.
На школьной парте, за которой я сидел, кто-то нарисовал портреты ливерпульской четверки. Нарисовал здорово.
“Битлз” я слушал все старшие классы.
Создавали интим так: выключали свет и зажигали ароматические свечи. И включали “Битлов”. “Yesterday”, “Mishelle” и “You never give me your money”. Ничего романтично-эротичнее для меня еще не написано.
Я хотел пригласить ее на танец. Но сердце билось с такой скоростью и с такой частотой, что невозможно было отделить один удар от другого. Один сплошной удар. Ноги не двигались. Щеки горели.
На выпускном вечере под “Yesterday” я все-таки с ней станцевал.
Это был мой первый танец с девушкой. Под “Yesterday”.
Когда я посмотрел фильм Питера Гринуэя “Контракт рисовальщика”, я был поражен музыкой оттуда. Так я узнал о существовании минимализма в музыке и имя Майка Наймана. Как-то мне позвонили и спросили, не откажусь ли я нарисовать несколько портретов для оперы Майка Наймана “Человек, который принял свою жену за шляпу”. Эту оперу ставили в рождающемся тогда “Маленьком мировом театре”. Я с радостью согласился. Я нарисовал портреты Черчилля, Гитлера, Сталина, Эйнштейна и неизвестного мне тогда человека по фамилии Шнобель. Увеличенные портреты должны были появляться во время спектакля на заднике сцены несколько раз.
На премьеру в Москву приехал сам Майк Найман.
Небольшой компанией потом мы поехали обмывать успех в клуб “Петрович”. Не успели мы сесть за стол и выпить по первой рюмке, как у кого-то родилась безумная идея. Мол, а пускай Найман что-нибудь нам сыграет. Найман согласился с ходу. Он не то что не капризничал, а был даже очень рад этому предложению.
А времени было 00 часов. А зал полон. И все изрядно пьяны. Мы с Артемием Троицким вышли на сцену и сообщили пьяной публике, что в гостях у нас случайно находится великий композитор современности. Зал притих, но не сильно. Скорее, увидев Троицкого. И, возможно, меня.
Музыканты нехотя уступили сцену и свой органчик. Найман поставил на органчик граненый стакан, до краев наполненный водкой, и стал играть. Играл он почти час… В полной тишине. До сих пор я не могу понять, что произошло с публикой. Никто не то что не разговаривал – не пил и не ел.
К концу выступления стакан композитора был пуст. А пьяный зал рукоплескал не пьяному Майклу Найману.
Несколько лет тому назад я стал патологически много слушать классическую музыку. Я стал патологически много тратить денег на покупку дисков. О классической музыке я стал довольно много читать. Это было явно болезненное состояние. Как психиатр, сейчас я это отлично понимаю.
И вот в этот период своей патологической страсти к классической музыке зимой я тяжело заболел гриппом. Очень тяжело. Температура была сорок градусов. Я был в полубредовом состоянии.
И вот как-то вечером приходит ко мне в гости Святослав Теофилович Рихтер. Не снимая своего длинного пальто, он сел на краешек дивана, на котором я лежал, и мы долго с ним говорили о музыке. Точнее, он мне о музыке рассказывал. И мне так было приятно его слушать, и так мне было хорошо и спокойно. Спокойно и хорошо.
Утром следующего дня я чувствовал себя значительно лучше.
Спустя некоторое время я посмотрел блестящий двухсерийный документальный фильм о Рихтере. И меня не покидало ощущение, что все, что он говорил в этом фильме, я уже слышал. Все это он мне уже рассказал.
Рихтер стал мне как-то особенно близок. Независимо от того, что он играет.
Теперь вот жду, когда заболею так еще раз. Может быть, он опять зайдет ко мне.
Или Глен Гульд. Вот с кем еще хотелось бы поболтать о музыке.
35 Екатеринбургский коктейль
В Екатеринбург я летел первый раз. Я был в разных уголках земного шара и нашей необъятной Родины. А вот выходил из самолета либо до Урала, либо далеко после – то недолет, то перелет.
Однажды черным, хмурым, ранним (5:45) московским утром я из дому вышел, был сильный мороз… Минус двадцать три градуса. Запомним эту цифру, на всякий случай. Ведь всем известно, что человечество объединяет интерес к погоде и особенно температуре воздуха.
Взял я с собой совсем не хитрый багаж. Туалетные принадлежности и записную книжку. А также все то, что на тот момент я знал о городе, в который улетал. Но знал я о Екатеринбурге немного. Можно загибать пальцы, тем более что в самолете лететь два часа и пять минут, так что пальцев хватит.
Ну знал я, что сказочник П. П. Бажов оттуда. Потрепанная книжечка “Серебряное копытце” с черно-белыми иллюстрациями, которую мне читала бабушка Антонина Игнатьевна, хранится у меня до сих пор. Помнилась, конечно, и сказка “Каменный цветок”, с довольно гадковатым, но долго живущим армейским анекдотом.
Знал я и об Ипатьевском доме, в котором была расстреляна царская семья. В 90-е годы об этом много писали, говорили и спорили.
Устойчивое словосочетание “Уральские самоцветы” вдруг в самолетном полусне склеилось с другим словосочетанием – уральские пельмени. И пельмени на тарелке в моем богатом воображении вдруг стали излучать радужный свет.
Я знал также, что екатеринбургские рок-музыканты сильно обогатили отечественную рок-музыку. Правда, большинство из них свой родной город покинуло. Как и большинство екатеринбургских режиссеров, сильно обогативших отечественные театр и кино.
Ну, то, что Ельцин Борис Николаевич, пожавший коротко и единожды мне руку в городе Мюнхене, где я был с группой художников-карикатуристов, выходец из Екатеринбурга, это уж я знал наверняка.
Периодически проваливаясь в сон, я все думал и вспоминал, что еще связывает меня с этим городом, название которого я вслух произносил с запинкой, обладая в общем-то неплохой дикцией.
Ну, конечно… Забыл уже. Ведь когда наша страна была много больше и называлась СССР, этот город носил имя Якова Михайловича Свердлова. Революционера, члена ЦК РСДРП и потом председателя ВЦИК (формально главы РСФСР).
Судьба этого человека – тема отдельная и не сегодняшняя. Между тем я в свою психиатрическую бытность лечил кого-то из его многочисленных потомков от благородной депрессии. Яков Михайлович-то был явно хронически маниакальным человеком. Вот потомки депрессией и расплачиваются. Природа ведь не терпит пустоты.
Известно, что Свердлов был большим модником. По слухам, кожаную куртку (и думаю, не одну) ему шили на заказ, а высокие ботинки со шнуровкой привозили чуть ли не из США. Еще этот один из основателей “красного террора” любил фотографироваться около машин. А машина тогда – это как сейчас самолет. Впрочем, возможно, эти слухи распускают злые языки и ярые антикоммунисты.
Ну вот, собственно, и весь мой екатеринбургский багаж. Ничего больше не всплывало в моей голове.
Я проваливался в сон, скрестив руки на груди как покойник, так как сидел я в “среднем” кресле и как только пытался положить свой локоть на подлокотник, сосед справа его, мой локоть, сталкивал. Соседка же слева вообще легла на подлокотник, создав ситуацию почти интимной близости.
Вот, вот, вспомнил! Забавный, между прочим, случай. Советую и его, этот случай, запомнить до конца чтения этого командировочного отчета.
Где-то два года назад шел я в спортивном зале, который гламурно все называют фитнес-клубом, по стоящей, но бегущей беговой дорожке. Борясь с монотонией, я в наушниках смотрел один из телевизионных каналов. И вот вижу я репортаж из Екатеринбурга. И речь в нем идет о том, что неравнодушная общественность города защищала от сноса один маленький симпатичный домик. И ночью, когда неравнодушная общественность спала, равнодушные деятели глаз не сомкнули и домик снесли. Враг ведь не дремлет, как известно.
