Бенгт Даниельсон - Большой риск. Путешествие на "Таити-Нуи"
Первые наблюдатели прибыли еще до нашего прихода, а спустя полчаса их было столько, что пришлось спасаться бегством на борт плота, чтобы немного передохнуть. Однако скоро и на плоту появилась уйма взволнованных чилийцев, они толпились вокруг нас, желали нам счастливого пути, пожимали руки, дарили цветы, обнимали, целовали, просили автографы. Кстати, об автографах. Плот был готов еще только наполовину, но уже какой-то "длиннорукий" юноша написал свое имя на стенке каюты, и с тех пор, несмотря на энергичные попытки остановить это бесчинство, наши посетители старались расписаться, превратив плот в книгу для автографов. Мне казалось, что он давно уже был весь неписан. Но вышло, что я глубоко ошибался. В день прощания там и сям виднелись согнувшиеся люди, которые желали запечатлеть свои имена на кипарисовых стволах или на выдвижных килях.
Несмотря на толкотню и гомон, нам все-таки удалось побеседовать с почетными гостями, среди которых, кроме преданного нам Горасио Бланко и высших местных чинов, был французский посол с дочерью. В благодарность за дружеское внимание мы пригласили их проплыть с нами немного по морю. К нашему удивлению, они согласились. Дружная беседа была заглушена звуками военного марша, исполняемого двумя оркестрами по 50 человек в каждом. Музыкальная программа закончилась национальным гимном Чили и Марсельезой. Затем подошли брать нас на буксир пять открытых шлюпок с четырьмя - шестью крепкими гребцами в каждом. Горасио Бланко заверил нас, что подобные шлюпки всегда служили буксиром для однопарусников, переправляемых через преграду бурунов. Мы без возражений закрепили тросы, хотя решили, что такой примитивный метод буксировки не внушает особого доверия. Как бы угадав наши мысли, гребцы объяснили, что в глубоких водах нас возьмет на буксир одномачтовый парусник и, если мы хотим, он может находиться поблизости до тех пор, пока мы не будем вполне уверены, что справимся сами. Это разъяснение сразу же рассеяло наши опасения.
Действительно, через четверть часа показался одномачтовый парусник, идущий вдоль берега. Он подошел к опасному барьеру, который благополучно миновал несколько часов назад, и остановился, поджидая нас. По знаку старшего команды гребцов мы отдали швартовы и поплыли вдоль пристани под аплодисменты многотысячной толпы. Далеко в горах раздавалось эхо. Люди неистово махали нам миниатюрными чилийскими и французскими флажками, и мы отвечали им тем же. Наши гребцы, отбуксировав нас на 100 метров от причала, подняли весла и долго сидели неподвижно, устремив взгляды на пенистый вал, преграждавший нам путь. Мы не могли так же спокойно ждать, как они. Наше терпение было почти на исходе, когда гребцы вдруг принялись грести изо всех сил. Покачиваясь и накреняясь, плот медленно приближался к пенящемуся барьеру.
- Это добром не кончится, - пробормотал кто-то сзади меня, когда перед нами поднялась огромная волна.
Но пока мы выжидали момент, чтобы попасть прямо на волну, она спала так же быстро и неожиданно, как и появилась, и мы со страшной быстротой повалились к ее подошве. Как-то покачиваясь, плот словно нехотя стал снова вскарабкиваться и остановился толчком. Я быстро осмотрелся и облегченно вздохнул: бурунный барьер остался позади.
Неожиданно подул свежий ветер, о котором мы до сих пор и понятия не имели,- набережная Ла Поса находится с подветренной стороны, за большим холмом. Плот со своей огромной каютой имел большую парусность, чем гребные шлюпки, и вскоре уже не мы были у них на буксире, а они у нас. Как на грех, ветер быстро гнал плот назад к бурунам. Мы жадно искали глазами парусник. По намеченному плану он должен был взять нас на буксир, как только мы выйдем в открытое море, но он не приближался, а, наоборот, удалялся от нас. Опасаясь за жизнь не причастных к экспедиции людей, которые были на плоту, мы обрубили запутавшиеся буксирные тросы, соединявшие нас со шлюпками. Как свора спущенных с цепи собак, бросились шлюпки в разные стороны, спасаясь от бурунного барьера. Мы же неотвратимо приближались к нему.
Поднимать паруса и устанавливать выдвижные кили мы собирались в спокойной обстановке в открытом море. Мы даже не опробовали их и не знали, как они действуют, да и не было еще в том необходимости. Но можно ли было рассчитывать на чью-либо помощь в этот критический момент? Ловко вскочив на ящик, Эрик начал подавать нам команды, похоже было, что нами командовал какой-то арматор. Надо отдать должное послу - он оказался куда опытнее и проворнее, чем наши новички Жан и Ганс. Чем бы все кончилось без этого превосходного сверхштатного матроса, трудно себе представить. Почти у самой преграды нам наконец удалось поднять паруса и опустить выдвижные кили. Несколько тревожных мгновений - и плот, к нашей несказанной радости, медленно развернулся и начал постепенно удаляться от бурунов.
Через некоторое время, когда мы были уже далеко за пределами опасной зоны, за послом и его дочерью подошел катер.
Ветер значительно посвежел. Твердо убежденные, что самая опасная часть пути уже пройдена, мы, громко шутя и смеясь, подняли остальные паруса и взяли курс в открытое море.
Глава четвертая. Все в порядке
Когда смотришь на морскую карту, то кажется, что ничего нет проще, как плыть вдоль западного побережья Южной Америки от Чили до Перу. И преобладающий южный ветер и сильное течение Гумбольдта так и подгоняют вас. Где бы у берегов Чили вы ни начали плавание, вас обязательно понесет на север. Однако Эрик еще задолго до отплытия решил, что мы сразу же пересечем течение Гумбольдта и пойдем в 200 милях от побережья, вдоль него, пока не достигнем Кальяо. Это неожиданное решение он объяснил следующими причинами: течение в некоторых местах настолько сильное и капризное, что безмоторное парусное судно нашего типа могло легко потерять управление. Вдоль побережья часто возникает встречный ветер, которого мы любым способом должны избегать, так как плот против него идти не может. Несколько севернее Вальпараисо встречаются опасные быстрые течения, в которые лучше не попадать. И наконец, в середине течения Гумбольдта всегда оживленное движение судов, а Эрик по собственному горькому опыту знал, что большие пассажирские и грузовые корабли редко обращают внимание на малые, плохо освещенные суда и не уступают им дороги.
Учитывая все эти обстоятельства, мы сразу же взяли курс в открытое море, как только остались одни. Несмотря на самый разгар лета, дул очень холодный ветер, небо заволокло черными тучами. Море было таким неспокойным, что плот сильно раскачивало и кренило. Это действовало угнетающе на аппетит и духовное состояние наших новичков. Но такие закаленные морские бродяги, как Эрик, Хуанито и я, с первой же минуты всей душой наслаждались свободой и тишиной и скоро вернулись к старым, приобретенным еще на "Таити-Нуи I" привычкам. Быстрее всех на новом плоту освоился Эрик: он повесил свой портфель на гвоздик над койкой, вынул дорогие ему бумаги и книги и сразу же почувствовал себя как дома. Его бесподобное умение приспосабливаться объяснялось, прежде всего, тем, что он целиком уходил в свои мысли, редко замечая, где он находится и что творится вокруг него.
