Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
Для него большим удовольствием ― мы говорим о Федоре ― было проговаривать молитвы, предаваться чтению божественных легенд или самолично звонить в колокола, чтобы сзывать верующих к службе.
― Это пономарь, а не царевич, ― говаривал, вздыхая, Иван Грозный.
С подобным характером, с подобной организацией управление такой империей, как Россия, было невозможно; поэтому Федор, весь в молитвах, чтении, религиозных забавах, отдал власть своему шурину ― Борису Годунову[229]. Сначала, прежде чем стать фаворитом, он ходил в звании обер-шталмейстера, потом в более значительном ранге ― регента. Праздный король из рода Рюрика, Федор держал у себя дворцового управделами. Благорасположение к нему вело начало от Ивана, хотя Годунов происходил от татарского мурзы. При старом короле он занял место в имперском совете, и, странная вещь, милость к нему пришла подле хищника с человеческим лицом, потому что он был единственный, кто отважился протянуть руку, когда тот ударил своего сына, и поднять умирающего сына ― жертву отца. Он воспользовался влиянием, чтобы выдать замуж за Федора свою племянницу Ирину. Регент сразу определил каждому свое место: Федору ― ответственность, себе ― акты, своей родственнице ― расположение и милости. Таким образом, ответственность, то есть самый тяжкий груз, свалилась на того, кто был чужд всякой административной деятельности. Борис обеспечил себе почет, родственнице ― признательность.
По завещанию Ивана, город Углич был определен как удел малолетнему Дмитрию. Борис отослал ребенка в его удел и, под предлогом заботы о воспитании молодого князя, он туда удалил ― выражение «он туда сослал» было бы более правильным ― вдовствующую царицу, Марию Федоровну, и трех дядей царевича: Михаила, Григория и Андрея Нагих. Борис знал от родственницы, что у нее с Федором не будет ребенка, знал от врачей, что тот умрет молодым. И он поступил соответствующим образом.
В 1591 году, то есть в эпоху, когда Генрих IV осадил и взял Париж, малолетнему Димитрию [Démétrius] было 10 лет, и он держал в Угличе свой маленький двор из воспитателей и офицеров большого звания. Не стоит говорить, что некоторые из этих сановников были платными шпионами Бориса. Значительное пособие на содержание малолетнего князя выплачивалось через секретаря регентской канцелярии по имени Михаил Битяговский[230], всецело человека Бориса Годунова. Нужда в деньгах этого маленького двора, особенно из-за трех развратных дядей, охотников и пьяниц, была огромной; они вели дискуссии, в которых князья ссылались на свой ранг, как бухгалтер на свои ведомости, и которые всегда заканчивались триумфом Битяговского, чувствующего поддержку регента. Битяговский мстил за себя мелочными притеснениями, что всегда доступно человеку, заведующему кассой. Дяди отвечали непристойными речами. Царица принимала сторону своих братьев и внушала юному Дмитрию [Dmitry] ненависть к Борису. Эти речи повторялись при дворе. Эта ненависть ребенка переходила границы: говорили, что слабеющее здоровье царя находилось в зависимости от колдовства, творимого тремя татарами, что один из них, в частности, Михаил, содержал астролога, который сообщался с коллегами Франции и Италии. Припоминаются восковые изображения, Ла Моля и Коконна, препровожденные на эшафот 20-ю годами ранее, такие же приемы были-де испробованы в отношении Федора.
Что касается юного Дмитрия, то это был достойный сын Ивана Палача; в 10 лет, утверждают, он обладал всеми кровавыми инстинктами покойного тирана. Не довольствовался тем, чтобы смотреть, как бьют животных. Он калечил их своими руками с варварской изощренностью, что заставляло обливаться кровью сердце чувствительного Бориса. Более того, налицо было самое большое преступление из приписываемых ему; однажды зимой будто бы играл он со своими пажами, и дети, забавляясь, вылепили снежных баб. Каждой дали имя одного из фаворитов Бориса. Самая большая из них получила имя регента. Потом в этих призраков швыряли камни, набранные из разваливающейся стены, тогда как малолетний Дмитрий, вооруженный деревянной саблей, лично снес голову тому, что носил имя Бориса, сказав:
― Так же поступлю, когда буду большой.
Теперь обратимся исключительно к факту, простому, историческому.
Около трех часов пополудни 15 мая 1591 года малолетний Дмитрий, которого мать оставила в этот момент, дурачился с четырьмя детьми-пажами и дядьками во дворе своего дворца, в широкой ограде с различимыми еще сегодня пределами, охватывающей сколько-то отдельных жилых построек, из которых какие-то сохранились. Возле него находилась гувернантка Василина Волохова, его кормилица и горничная. Он вытащил нож, чтобы ради забавы втыкать его в землю, целясь в лесные орешки. Вдруг, не слыша ни единого вскрика, кормилица увидела ребенка лежащим на земле и бьющимся в собственной крови. Она подбежала к нему; у него ― открытое горло, перерезана артерия. Он скончался, не проронив ни слова.
На крики кормилицы прибегает царица Мария Федоровна, теряет голову, увидев сына мертвым, хватает палку и сильно бьет ею гувернантку, которую она обвиняет в сообщничестве с убийцами. Затем, безумная от горя, она зовет своих братьев, показывает им тело ребенка и всю ответственность за преступление адресует Битяговскому.
Один из трех братьев, Михаил Нагой, как всегда был пьян. Он приказал ударить в набат с дворцовой церкви.
С первыми ударами набата сбегаются люди, думая, что пожар. Царица показывает мертвого ребенка, избитую до потери сознания гувернантку и, увидев появление Битяговского в сопровождении сына и дворян:
― Вот убийцы, ― говорит она.
Битяговский пытается защищаться, говорит, что ребенок убился сам, упав на свой нож, или поразил себя в одном из приступов эпилепсии, которым был подвержен; но на все его доводы, на всю его защиту мать отвечает только криком обвинения, горя и ненависти:
― Вот убийца!
Битяговский видит, что всякий довод будет бесполезным; он осужден заранее, два десятка рук поднимаются уже его ударить. Он примечает ближайший от него дом, убегает туда, там баррикадируется в минуту; но дверь выбита, его убивают ударом ножа, вилами и палкой. Его сын растерзан.
Ожесточение было так велико, что сын крепостной гувернантки, пытавшийся вернуть на голову хозяйки чепчик, что один из Нагих сорвал с нее в знак высшего оскорбления, был убит в тот же миг и разорван на куски. Сыну гувернантки перерезали горло на глазах матери, которая стала приходить в себя. Василина и дочки Битяговского были спасены священниками церкви Спасителя.
Шум этой резни докатывается до Москвы; царь Федор объявляет, что сам намерен выехать в Углич, чтобы разобрать дело. В момент, когда он выезжает из Москвы, Борис Годунов распоряжается поджечь городской квартал. Крик «Пожар! Москва горит!» стрянет в ушах царя; он возвращается, видит свою столицу, охваченную пламенем, мгновение колеблется; но так как его присутствие может спасти Москву и никак не спасет брата, поскольку тот умер, он возвращается в Москву.
