Николай Адлерберг - Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга
– Вообразите себе, – говорил паша, – зная, что, по нашим обычаям, паша не может отказать своим приближенным курить и пить кофе на его счет, мой зять так неделикатен, что выпивает 80 чашек кофе и выкуривает 120 трубок в сутки!
Это действительно гигантская пропорция; впрочем, надобно заметить, что 10 турецких чашек равняются одной европейской чашке большого размера и что истинный охотник табаку никогда не выкурит всей трубки по-европейски, а лишь вытянет две или три первые струи дыма, имеющие самый тонкий, самый лучший вкус и запах; туземцы называют это каймак (сливки), что по-французски можно было бы выразить так: «la crème de la fumée».
– Впрочем, – говорил паша, – зять мой был прежде моим рабом.
– Почему же, – спросил я, – вы вступили в такое близкое родство с вашим невольником?
Решид-Паша, посмотрев на меня с удивлением, сказал:
– Да ведь и я такой же невольник. Я родился на Кавказе, вывезен оттуда в детстве и продан в рабство одному из знатнейших вельмож наших, Юсуфу-Паше.
Однажды, после обеда, товарищ мой в разностороннем разговоре спросил у Решида-Паши: где живет его супруга. Паша сначала вспыхнул, потом побледнел и наконец сквозь зубы злобно отвечал:
– Какое вам до этого дело? Вы не должны этого знать.
– Мне совершенно все равно, – возразил Ч…, – и если вы не хотите мне на это отвечать, то и не нужно.
Этот хладнокровный ответ успокоил пашу и, смягчившись, он произнес:
– Я вам хочу дать полезный совет на будущее время: знайте, милостивый государь, что нашего брата ничем нельзя более обидеть и рассердить, как вопросами о наших женах. Мы, сударь, женимся для себя, а не для других, и потому никому в мире нет дела до моей жены. Я на вас не сержусь; я знаю, что вы не считали своего вопроса для меня обидным; я помню, как в Париже французы друг у друга осведомляются о здоровье жен и с улыбкой отвечают и благодарят; а по-нашему ответ на такой неприличный вопрос – лезвие кинжала.
9/21 числа, в полдень, мы были на высоте Кармельского Монастыря (Mont Carmel). Расположенный на высокой горе, Монастырь св. Илии выстроен в память пророка, обитавшего на ней долгое время; по сие время еще осталась невредима та пещера, где пророк Илия скрывался от преследований. Предания говорят, что по молитве Бог ниспослал ей благотворительный дождь, воскресивший природу во всех окрестностях, погибавших от трехлетней засухи.
Неподалеку от пещеры св. Илии – часовня Пресвятой Богородицы, которую считают самой первой церковью, посвященной Богоматери.
В окрестности этой часовни находится так называемый Дынный Сад. Это обширное поле, усеянное множеством камней, имеющих необыкновенное сходство с дынным плодом до такой степени, что многие принимают эти камни за окаменелые дыни.
Аббат Жерамо в своих путевых записках рассказывает следующую местную повесть об этих странных камнях, будто бы пророк Илия, проходя однажды по этому полю, засеянному дынями, почувствовал сильную жажду. Обратясь к садовнику, который за ними ухаживал, пророк просил дать ему одну дыню для утоления жажды. Садовник, несмотря на изобилие плодов, по скупости не хотел удовлетворить ближнего, дав пророку ответ, что он принимает за дыни камни странного вида. Пророк проклял засеянное поле, и дыни действительно превратились в камни.
В половине XIII века французский король Людовик IX, прозванный Святым (Saint Luis) приезжал сюда на поклонение.
По словам Решида-Паши, необыкновенное множество хищных зверей наполняют окрестности этого места.
Мы также проходили мимо Акры. Это укрепленный город, в старину известный под названием Птоломаиды (Ptolemais), к берегам его стремились крестоносцы средних веков, плывшие из Европы на освобождение гроба Господня из рук неверных. Будучи главным городом отдельного пашалыка и вмещая в себе до 20 тысяч жителей, Акра составляет один из замечательнейших приморских торговых городов Сирии. Гавань его, засоренная наносным песком, тем не менее считается лучшей на всем протяжении сирийских берегов, поэтому крестоносцы большей частью и предпочитали именно здесь выходить на берег из своих судов.
Французское наименование Saint-Jean d’Acre присвоено этому городу со времени пребывания там рыцарей знаменитого ордена Иоанна Иерусалимского.
В 1799 г. Акра, защищаемая соединенными усилиями столь же храброго, сколько жестокого, даже варварского Джезара-Паши и великобританского коммодора Сидней-Смита (Sidney Smith), выдержала шестидесятидневную осаду французско-египетской армии под предводительством Бонапарте, который, наконец, понеся значительную потерю в войске, принужден был оставить Акру и возвратиться в Египет.
Глава VII
БЕЙРУТ – ПРИГОТОВЛЕНИЯ ЭКИПАЖА «БЕХЕЙРЫ» – ПУШЕЧНЫЙ САЛЮТ – КАРАНТИН – СТАРАНИЯ РЕШИДА-ПАШИ – НАРОДОНАСЕЛЕНИЕ – ЛИВАНСКАЯ ГОРА – АНТИ-ЛИВАН – РАЗНОПОЛОСНАЯ ПОЧВА ЗЕМЛИ – КЕДРЫ ЛИВАНСКИЕ – ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОНСУЛ – Г. МОСТРАС – ДОКТОР ПЕСТАЛОЦЦИ – ОБЕДЫ В КАРАНТИНЕ – ВИД НА ВЗМОРЬЕ – ТУРЕЦКИЙ ПАРОХОД – НОВЫЕ УСИЛИЯ – АРАБСКАЯ ЛОДКА – ВПЕЧАТЛЕНИЯ БЕЙРУТСКОГО КАРАНТИНА – БЕЗВЕТРИЕ – НЕУДОБСТВА ПУТЕШЕСТВИЯ НА ЛОДКЕ – ПРЕДВЕСТНИКИ БУРИ – ШТОРМ – ОТЧАЯНИЕ МОРЯКОВ – УБЕЖДЕНИЯ – БЫСТРОЕ ПЛАВАНИЕ ВДОЛЬ БЕРЕГОВ – СПАСИТЕЛЬНОЕ ПРОВИДЕНИЕ – ТИР – КОНСУЛ – ВОСТОЧНЫЙ КЕЙФ – ЗАВТРАК НА ВОСТОЧНЫЙ ЛАД – СЛЕДЫ ДРЕВНЕГО ГОРОДА – ДОЧЬ КОНСУЛА – ОРИГИНАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ – БОГАТСТВО ДЕРЕВЬЕВ – УБИЙСТВЕННЫЕ РАЗГОВОРЫ – АДЪЮТАНТ МЕХМЕДА-АЛИ – БОЯЗЛИВОСТЬ МОРЯКОВ – ОТПЛЫТИЕ – ТЕМНАЯ НОЧЬ И СИЛЬНАЯ КАЧКА В МОРЕ
Двадцать третье апреля в полдень мы бросили якорь перед Бейрутом. Гавань его довольно живописна: свежая, прекрасная зелень разнообразных растений ярко отделяется от широкой, песчаной плоскости. Город укреплен весьма слабо. Уже подходя к Бейруту, экипаж «Бехейры» заменил свои холщевые куртки мундирами из синего сукна; толстый капитан Халиль также принарядился, и сам паша надел суконную синюю венгерку, обшитую черными снурками, затянул руки в парижские лайковые перчатки и в первый раз с отъезда из Александрии вышел на палубу. «Бехейра» отсалютовала порту из всех своих орудий, и Бейрут отвечал на этот салют громом своих пушек. Вслед за тем были исполнены правила установленного карантинного порядка. Досмотрщики госпиталя приплыли к нашему судну, потребовали паспортов, освидетельствовали их, потом на лодках переправили нас на берег к северной оконечности города, где находилось карантинное помещение, состоявшее из одной двухэтажной мазанки на берегу моря. Паша расположился возле этого дома под огромным шатром, присланным ему, как начальнику штаба, из лагеря ближайшего расположения войск сирийской армии. Обещав нам употребить все усилия, чтоб исходатайствовать от карантинных властей позволение выдержать морской карантин на пути следования в Яффу, на том основании, что в Египте не было чумы и что мы уже восемь суток, как оставили Александрию, – Решид-Паша тщетно обращался с просьбами не только к докторам карантина, но даже к зятю султана, Халилю-Паше, бывшему в то время проездом в Бейруте. Халиль, некогда приезжавший в С.-Петербург посланником султана, а впоследствии женившийся на его родной сестре и через то сделавшийся приближенным сановником властелина Оттоманской Порты, имеет ныне титул капитана-паши или генерал-адмирала всего турецкого флота. Он также старался сократить наш бесполезный карантинный арест, но, не успев в этом намерении, уведомил меня весьма вежливым письмом на французском языке.
