Эдуард Мурзаев - Годы исканий в Азии
По сухому руслу Узбоя и раньше проходили геологи и географы, но к западу от него лежали огромные пространства, не посещённые никем из учёных.
На границе песков и подгорной глинистой наклонной равнины Копетдага, в ауле Карабогаз, где формировался караван верблюдов, мы решили устроить перевалочный пункт. Эта равнина тянется от Кизыл-Арвата на десятки километров. Они постепенно снижаются к северу и переходят в пески Каракумов. Среди глинистых равнин кое-где можно видеть небольшие островки песков, такыры пересекаются бороздами водотоков, и местами заметны чахлые кустики растений.
Из Кизыл-Арвата автомашина идёт час, и 40 километров, отделяющие город от каракумских песков, оказываются позади. Нам как-то пришлось заночевать в ауле Карабогаз. Мы остановились у юрты туркмена, нашего старого знакомого. Небо хмурилось, где-то далеко раздавались раскаты грома, на юге сверкали молнии. В Копетдаге прошла гроза, поэтому мы решили не ставить палатки, а обосновались на ночь в юрте. Две наши машины стояли рядом. Чтобы облегчить вес и ослабить давление на шины, мы частично разгрузили автомобили.
С темнотой экспедиция улеглась спать. Обычно мы рано ложились и рано вставали. Все расположились в юрте на земле рядком, только у очага в центре и у самой двери оставались свободные места. В полночь я проснулся от ощущения сырости. В юрте было по-прежнему тихо, все спали. Моя резиновая надувная подушка сползла вниз; я рукой поправил вещи в изголовье. Вещи были мокры. В изумлении протянул руку в сторону, и брызги полетели мне в лицо.
Сон как рукой сняло. Как же в юрте оказалась вода? Когда я зажёг свет, то увидел довольно оригинальную картину. Юрта была залита водой. Воды было немного, всего сантиметра два, но постели моих друзей, спальные мешки, кошмы, тоненькие экспедиционные матрасики были основательно подмочены, однако спящие пока этого не чувствовали.
За юртой на небе и в воде мерцали звезды; мы, как по волшебству, попали из пустыни на морские просторы, только где-то на юге неясно выделялись гряды песков, казавшиеся берегом.
Вскоре поднялся весь аул. Послышались возгласы людей, плач разбуженных детей.
Вода быстро прибывала. Собирая свои постели и экспедиционный багаж, мы уже ходили по колено, а затем по пояс в воде. Когда занялось утро, весь аул носил сундуки, домашний скарб на песчаные гряды, куда ещё раньше были доставлены дети. Багаж укладывали на автомашины. Их кузова островками выделялись среди воды. Большой ящик с инструментами подняло водой, перевернуло, и он плоскодонной баржей плыл по воле волн. Бурлаком потянул я «баржу» и пришвартовал её к машине. Мы ловили палаточные колья, посуду и всё, что могло быть поднято быстро прибывающей водой.
Странное зрелище представлял затопленный аул: юрты, наполовину покрытые водой, чуть возвышались круглыми пятнами среди кофейного цвета озера.
Курица, отчаянно крича, махала крыльями, но не дано курице летать: она с размаху шлёпнулась в воду и… поплыла. Курица плыла и, прощаясь с жизнью, кудахтала на весь мир, но кто-то быстро подхватил отважную пловчиху и сохранил ей жизнь.
Метрах в 250 на песчаных грядах расположилось все население аула. Варили чай, доили коз, на верблюдах из Каракумов подвозили саксауловые дрова. Дети резвились у берега, строили маленькие юрты из мокрого песка. Мы бродили по посёлку подобно первобытным людям, которые создавали свои жилища на сваях, но у тех на случай нужды имелись лодки, у нас же их не было.
Между аулом и песками протянулось длинное понижение. Здесь туркмены строили свои колодцы. Это понижение оказалось теперь глубоким рвом. Мы его переплывали. Это не представляло большого труда: ров был неширокий. Плыть здесь нужно было даже тогда, когда уровень воды начал понижаться. Пешеход мог нечаянно попасть ногой в колодец и погрузиться в его шахту. Туркмены не делают срубов у колодцев. Устье их лежит почти на одном уровне с землёй.
К вечеру вода стала убывать. Жаркое каракумское солнце способствовало сильному испарению, а большая часть воды впитывалась песками. Фильтруясь, она уходила в пески, где пополняла грунтовый поток. На следующий день обнажились юрты, стали выступать из воды кочки с растениями, а к вечеру, скользя и падая, мы бродили по жидкой такырной глине. Мы начали сушить свои вещи. Я долго чистил инструменты. В барометрах оказалась вода, в нивелирах и теодолитах осела мелкая глинистая муть. Только термометры не пострадали.
Наводнение в пустыне задержало наш выход в маршрут. Машины, хотя и стояли на непокрытой водой земле, ещё в течение двух дней не могли сдвинуться с места. Верблюды шли по скользкой земле, смешно расставляя расползавшиеся в стороны длинные ноги. Животные часто падали, беспомощно ревели и долго, с трудом поднимались. В юртах туркмены настилали новые полы. Для этого они в такырах сделали ямы, докопались до сухой земли и вёдрами носили её в юрты, покрывая мокрую и вязкую глину сухим слоем.
Почему же произошло это гигантское наводнение, затопившее громадные площади такыров на границе с песками?
Откуда пришла вода?
В тот вечер, когда мы приехали в аул Карабогаз из Кизыл-Арвата, в горах Копетдага, как уже было сказано, прошла гроза. В этих горах редко идут дожди. Но на этот раз здесь разразился ливень колоссальной силы. За два часа дожди метеорологическая станция зарегистрировала около 80 миллиметров осадков. Редчайший случай по интенсивности дождевого потока. Вся эта масса воды хлынула по сухим долинам Копетдага и понеслась вниз по подгорной такырной равнине. Скалистые горы с редкой растительностью, глинистые равнины способствовали быстрому и полному стоку воды. Мало влаги задержали эти горы и равнины. К ночи ливневые потоки достигли первых гряд каракумских песков и тут, на краю пустыни, задержались, образовав обширные, но кратковременные озера.
Наводнение в пустыне — это парадокс, но он соответствует истине. Списанный случай иллюстрирует географическую характеристику сухой и жаркой пустыни как страны контрастов.
Лето было в разгаре, когда мы на двух промытых и очищенных от грязи полуторатонках отправились в путь.
Где-то в 200 километрах отсюда, в сухом русле Узбой, находится колодец Игды.
Медленно поднимается машина на первую песчаную гряду. Позади остаются разбросанные юрты аула, а далеко на южном горизонте — окутанные дымкой горы Копетдага. Мгновение — и всё исчезает: мы перевалили через гряду. Теперь наш кругозор ограничен расстоянием всего в 200— 250 метров — от гребня одной гряды до другой.
По ровному месту автомобиль, увязая в песке, всё же медленно движется вперёд, но каждое малозаметное повышение в рельефе нам приходится брать штурмом. Машина при подъёме начинает буксовать, врезаясь колёсами в песок. Мы быстро соскакиваем на раскалённый песок, стаскиваем с кузова специально приготовленные бревна (шалманы) и подкладываем их под задние колёса. С рёвом грузовик взбирается на эти бревна, проходит по ним, как по рельсам, метра три и… опять увязает в песке. Снова идут в ход шалманы. Так мы бежим рядом с машиной иногда по целому километру.
