Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы
Защита диссертации, безработица
и поступление на работу в ИВАН
В годы аспирантуры чаще всего из моих друзей мне доводилось встречаться с однокашником Д. В. Петровым, с которым мы одновременно учились в институте, а затем вместе поступали в аспирантуру на кафедру стран Дальнего Востока. Да и научный руководитель был у нас один и тот же доцент Э. Я. Файнберг. Только Петров писал диссертацию по новой истории Японии (темой его диссертации была экспедиция американского коммодора Перри в Японию и последовавшее в результате "открытие" страны), а я писал по новейшей.
В те годы у нас у обоих явственно прорезался интерес к журналистской и научной работе. И Петров, и я стремились проявить в диссертациях свои творческие способности и как можно скорее выйти на финишную прямую, т.е. вынести диссертации на защиту. Поначалу Петров довольно сильно опережал меня, но потом в первой половине 1952 года мне удалось с большим напряжением сил догнать его. И финиш у нас был совместным: мы оба защищали наши диссертации в один и тот же день, в одном и том же актовом зале института в присутствии одних и тех же членов Ученого совета. Первым в тот день защищался я, а вторым после пятнадцатиминутного перерыва - Петров. Мы были с Петровым первыми и единственными аспирантами института, защищавшими наши диссертации досрочно - 28 июня 1952 года. Голосование членов Ученого совета было вполне благоприятным для нас: из 30 опущенных бюллетеней против было лишь два.
В те времена праздничный банкет по случаю успешной защиты диссертации проводился обычно в тот же день. Поскольку у меня и у Петрова научный руководитель и члены кафедры, а также большинство друзей были одни и те же лица, то мы с ним приняли неординарное решение - проводить банкет совместно в одном зале, за одним столом. И это было удобно для всех, кто был приглашен на это застолье, состоявшееся в банкетном зале гостиницы "Советская" на Ленинградском проспекте.
Став кандидатом исторических наук, я оказался безработным. Дирекция института заранее поставила в известность как Петрова, так и меня о том, что свободных вакансий для преподавательской работы в институте не имеется и что работу нам придется подыскивать самим. Петров, установивший заранее контакты с Японской редакцией Государственного комитета по радиовещанию, вскоре приступил к журналистской работе в этом комитете в качестве политического обозревателя, и эта престижная работа принесла ему, судя по всему, хорошие заработки и имя в журналистских кругах.
У меня же дела пошли не столь гладко, как у Петрова. Ни одно из научных и практических учреждений, связанных так или иначе с Японией, мной не заинтересовалось: ведь в ту пору всякие отношения Советского Союза с Японией были прерваны. Со вступлением в силу Сан-Францисского мирного договора (28 апреля 1952 года) японские власти стали пресекать въезды в Японию советских граждан и практически блокировали контакты японцев с сотрудниками советской миссии, оставшимися в Токио со времени союзной оккупации. Поэтому и специалисты-японоведы оказались мало кому нужны.
Меня, правда, в то время более всего интересовала не практика, а научная работа. А потому свои надежды я стал возлагать на поступление в Институт востоковедения Академии наук СССР, в стенах которого существовал отдел Японии, возглавлявшийся самым известным в то время историком-японоведом, членом-корреспондентом АН СССР Евгением Михайловичем Жуковым. Именно в этом отделе работал один из официальных оппонентов по моей кандидатской диссертации Петр Павлович Топеха, который изъявил желание помочь мне устроиться на работу в названном отделе и поговорить по этому поводу с Жуковым.
Однако устройство на работу в Институт востоковедения АН СССР оказалось делом трудным и долгим. После первой встречи с Е. М. Жуковым, который в то время не только заведовал отделом Японии, но и занимал пост одного из заместителей директора института, стало ясно, что вакантных мест в институте не имеется, что штатное расписание этого учреждения строго ограниченно и что ожидать моего зачисления на работу мне придется, наверное, очень долго, во всяком случае, до тех пор, пока кто-либо из научных сотрудников института не скончается или не уйдет добровольно в какое-либо иное учреждение. В ходе беседы с Жуковым я ощутил к тому же отсутствие у него большого интереса к моей персоне. Внешне Жуков был учтив и вроде бы доброжелателен, но в то же время он не задал мне никаких вопросов по содержанию моей диссертации. "Ждите",- сказал он холодно. А на мой вопрос, когда мне снова его побеспокоить, ответил весьма неопределенно: "Ну, через месяц или два".
А для меня тогда "месяц или два" был очень долгим сроком: ведь аспирантской стипендии я уже не получал, а никаких других заработков у меня не было. Поступать же на работу, не имевшую отношения к японоведению, я не хотел, так как это увело бы меня надолго, если не навсегда, от только что приобретенной мною редкой и полюбившейся мне профессии. Поэтому я решил твердо ждать и далее. И эти ожидания затянулись на пять месяцев.
Несколько раз я приезжал в институт к Жукову с одним и тем же вопросом и всякий раз получал от него один и тот же сухой ответ: "Вакансий нет, а когда будут, не знаю". Возможно, так оно и было, да к тому же какой-либо особой заинтересованности в приеме меня на работу у Жукова не было. Более участливо относился ко мне П. П. Топеха, мой бывший официальный оппонент. Он обещал мне поговорить с кем-то из других членов дирекции института.
По прошествии пяти месяцев мое пребывание без работы стало морально невыносимым. В это время о моем безработном существовании узнал директор Издательства иностранной литературы П. Чувиков, которому рассказал обо мне профессор К. М. Попов, заведовавший тогда по совместительству географической редакцией издательства. Пригласив меня к себе, Чувиков предложил мне должность старшего научного редактора Исторической редакции издательства с окладом в 3000 рублей, что по тем временам было для только что испеченного кандидата наук пределом возможного. Я был в нерешительности и откровенно рассказал Чувикову, что вот уже несколько месяцев ожидаю зачисления меня научным сотрудником Института востоковедения АН СССР, где намерен работать в соответствии со своей узкой профессией, то есть заниматься изучением Японии. В ответ Чувиков улыбнулся и сказал: "Не дождаться вам зачисления в этот институт. Они еще год будут кормить вас обещаниями. Поэтому давайте договоримся так: вы безотлагательно поступаете к нам на работу, а если вдруг вопреки моим прогнозам вакансия там для вас откроется, то я сразу же подпишу приказ о вашем отчислении без всяких претензий и обид. Даю вам слово". На этом и порешили. Спустя несколько дней, в ноябре 1952 года, я вышел на работу в Издательство иностранной литературы.
