Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы
Иногда нынешние молодые работники российских научных учреждений при ознакомлении с диссертациями, статьями и книгами востоковедов старшего поколения не без осуждения отмечают излишнее обилие во всех тогдашних трудах цитат из ленинских и сталинских произведений, бросая своим предшественникам упреки в догматизме, схоластике и слепом преклонении перед трудами классиков марксизма-ленинизма. Что можно сказать по поводу этой критики? Так то оно так. Но нельзя забывать при этом другую сторону упомянутого явления: ни одна диссертация по истории, экономике или внешней политике стран Востока не получила бы утверждения ни на ученых советах соответствующих научных учреждений, ни тем более в Высшей аттестационной комиссии, если бы в ней не было таких цитат, а списки использованной литературы не начинались бы с перечисления трудов классиков марксизма-ленинизма. Обилие ссылок на труды корифеев марксистско-ленинской теории было обязательной данью эпохе культа личности - эпохе, когда писать иначе практически никто не мог. Иначе говоря, цитатничество было не виной, а бедой отечественных ученых-гуманитариев, вступивших в научную жизнь в 40-50-х годах при жизни И. Сталина и в первые годы после его кончины. Поэтому не стоит свысока судить о диссертациях, статьях и книгах японоведов старшего поколения, будь то Е. М. Жуков, Х. Т. Эйдус или А. Л. Гальперин. Теми же жесткими идеологическими установками определялись и первые наши аспирантские публикации, в которых обязательные цитаты занимали едва ли не самое видное место.
Но, осуждая догматизм и порочную цитатническую практику, навязанную нашей науке поборниками культа личности, я отнюдь не склонен считать, что все взгляды и высказывания Ленина, Сталина, Димитрова и других видных деятелей мирового коммунистического движения были никчемны, ошибочны и не отвечали научному пониманию общественных явлений тех лет. Так, в частности, если говорить о развитии событий в Азиатско-Тихоокеанском регионе, то в ленинских трудах можно найти немало весьма интересных и прозорливых суждений по поводу японо-американского соперничества, которое, как это неоднократно предсказывал Ленин, вылилось в 1941-1945 годах в крупномасштабное военное столкновение. Да и в докладах Сталина на партийных съездах, а также в его выступлениях, касавшихся советско-японских отношений, неоднократно давались верные оценки агрессивной политики милитаристской Японии, вполне соответствовавшие тогдашней действительности. Эти оценки отражали мнения опытных специалистов-японоведов, направлявших свою информацию в Кремль. Да и личные суждения самого Сталина не стоило бы сбрасывать со счетов. Справедливо осуждая сталинский деспотизм, зарубежные аналитики, включая У. Черчилля, отдавали должное умению Сталина ясно постигать суть международных конфликтов и трезво ориентироваться в сложных политических ситуациях. И по этой причине также не следует высокомерно пренебрегать трудами советских японоведов, опубликованными в сталинские времена, лишь потому, что в этих трудах слишком часто цитировались те или иные высказывания тогдашнего руководителя страны.
Аспирантам-востоковедам в мои времена приходилось вести обычно уединенный образ жизни. Сама аспирантская учеба обрекала их на сидение долгими часами либо в читальных залах, либо за домашним письменным столом. Изредка на первом году аспирантуры бывали, правда, семинарские занятия аспирантов по теории марксизма-ленинизма. Временами надо было встречаться с моим научным руководителем Э. Я. Файнберг для отчетов о ходе работы над диссертацией. Кроме того, полезные консультации по японскому языку мне давала Г. И. Подпалова, пришедшая на работу в наш институт из какой-то военной организации и появлявшаяся иногда в военной форме - в мундире с офицерскими погонами.
Аспиранты-одиночки оставались также в поле зрения партийной организации института. Из всех возможных партийных поручений я предпочел работу за пределами института в качестве пропагандиста РК КПСС Сокольнического района Москвы. На первом курсе аспирантуры раз в неделю я вел семинарские занятия по истории КПСС в кружке работников Сокольнического райпищеторга. Учебой в этом кружке занимались более 25 членов КПСС директоров местных продуктовых магазинов. По складу ума и характеру это были типичные торговцы, и хотя история партии их, разумеется, нисколько не интересовала, тем не менее кружок они посещали более или менее регулярно, чтобы не осложнять свои отношения с райкомом КПСС. Большинство из них были старше меня по возрасту и тем более по своему житейскому опыту, но внешне проявляли ко мне уважительное отношение. Я же в ходе занятий с этими "дядями" учился тому, как растолковывать политическую историю нашей страны людям, не проявлявшим к этой истории ни малейшего интереса, хотя и делавшими вид, будто их что-то интересует. В ходе подготовки к занятиям приходилось много думать, как развлечь моих слушателей и рассеять их сонливое состояние. Нескрываемую радость проявили члены моего кружка в мае 1950 года на последнем итоговом занятии, после которого на три летних месяца в сети партийного просвещения наступал каникулярный период. Не знаю, может быть, это было некоторое отступление от норм партийной морали, но я не смог отказать в тот день их дружной просьбе посидеть с ними за одним столом в небольшом ресторанчике рядом с метро "Сокольники". Там они настойчиво пытались споить своего молодого преподавателя, подымая один тост за другим и уговаривая меня все время пить "до дна". Но их коварный замысел не удался: внятность речи и твердость поступи сохранились у меня до окончания застолья. А напоследок они вручили мне под аплодисменты новенький солидный кожаный портфель с дарственной надписью, в портфель положили бутылку виноградного вина и коробку конфет, подогнали заранее оплаченное такси, которое и довезло меня до дому.
В райкоме партии говорили, что руководство райпищеторга просило райком оставить меня в том же кружке директоров и на следующий учебный год. Но я категорически отказался и попросил дать мне кружок с иным составом слушателей на каком-либо промышленном предприятии района. Моя просьба была выполнена, и в следующем году я вел семинар по истории партии на Сокольническом вагоноремонтном заводе СВАРЗ. Там в числе слушателей семинара преобладали рабочие. Это были люди другого склада: не такие тертые калачи, как торговые работники. К занятиям в кружке мои новые слушатели относились серьезнее. Между ними разгорались даже споры по тем или иным теоретическим вопросам. Сидеть на занятиях после восьми часов работы было им, конечно, трудновато, тем более что многие из них работали зимой не в теплых цехах, а на морозе. Трудно было и мне преодолевать сонливое состояние некоторых слушателей, особенно тех, кому было уже за пятьдесят. Один раз на моих занятиях присутствовал представитель райкома партии, прибывший познакомиться с положительным опытом партийной учебы на заводе. Все было бы ничего, но подвел меня тогда один обычно активный старик-рабочий: поработав в тот день на холодном ветру, он размяк в теплой комнате и заснул на глазах у райкомовского представителя, о чем тот и написал в своем отчете. В том учебном году в списке лучших пропагандистов РК меня, естественно, не оказалось.
