Питер Мейл - По следу Сезанна
С наступлением тепла Мэдисон-авеню снова наполнилась жизнью и людьми. На ее тротуарах толкались туристы в джинсах, кроссовках и с немного испуганными лицами, точно в каждом прохожем они видели карманника; бизнесмены, кричащие что-то в мобильные телефоны; любительницы бутиков с залакированными волосами, подтянутыми лицами и топорщащимися во все стороны пакетами; попрошайки, молодежь на роликах, зазывалы из массажных салонов, разносчики, торгующие всем — от маковых крендельков до фальшивых «Ролексов» за пятьдесят баксов. Весь этот человеческий муравейник тонул в непрерывной какофонии гудков, сирен, сигналов, в шуршании шин, пневматических выдохах автобусов, визге тормозов и рычании двигателей — в механическом бедламе вечно спешащего куда-то города.
Когда Андре подошел к зданию редакции, как раз начинался полуденный исход на ланч, и по вестибюлю навстречу ему текла человеческая река. Из опасения пропустить Камиллу он не стал садиться в лифт и решил дождаться ее у входа. Стремящиеся на улицу люди наталкивались на него, огибали и бежали дальше. Почему в Нью-Йорке никто не ходит спокойно? Неужели они все опаздывают?
Открылась дверь очередного лифта, и Андре увидел большие черные очки и сияющие волосы главного редактора. Как обычно, она была окружена группой подчиненных, а за плечом у нее маячила голова младшей секретарши. Происходило очередное мобильное совещание. Камилла часто устраивала такие, во-первых, из-за своей вопиющей непунктуальности, а во-вторых, потому что искренне считала, что на ходу думается быстрее и лучше. Эти совещания нередко продолжались и в машине, везущей ее на ланч или в салон «Бергдорф». Они отлично вписывались в образ успешного и крайне занятого редактора, не желающего терять ни минуты на службе любимому Журналу.
А кроме того, такие летучие совещания служили отличным щитом против нежелательных встреч, как случилось и на этот раз. Она, конечно, заметила Андре: не могла его не заметить, их разделяло всего несколько футов, когда он ее окликнул. Одно мгновение она смотрела прямо на него, а потом быстро отвернулась. Надежно скрытая стеной из своих сотрудников, Камилла прошла мимо, а когда, опомнившись, Андре бросился за ней, она уже садилась в поджидающий у дверей автомобиль.
Ошеломленный и рассерженный, он несколько минут смотрел вслед медленно пробирающейся по Мэдисон-авеню машине. Они с Камиллой работали вместе уже больше двух лет. Конечно, они не были близкими друзьями и никогда бы ими не стали, но он относился к ней с симпатией и считал, что это взаимно. Судя по всему, тут он ошибался. Она больше не отвечала на его звонки, не звонила сама, а теперь еще это намеренное оскорбление. Но почему? Что он ей сделал?
Андре подумал было, не зайти ли к Ноэлю, который обычно умел расшифровывать загадочные сигналы, посылаемые Камиллой, но в конце концов гордость взяла верх: если она не хочет его видеть, он не станет за ней бегать. К черту Камиллу и к черту «ГDQ»! На свете есть много других журналов. Он двинулся в сторону Парк-авеню, но по дороге заскочил в бар «Дрейк», чтобы отпраздновать победу гордости над нуждой. А нужда уже нависла над ним, причем нешуточная, как он убедился несколько минут спустя, когда на салфетке сложил столбиком стоимость нового оборудования. Если ребята из страховой компании не пошевелятся — а они определенно не выказывали такого намерения, — то скоро ему придется довольно туго. Значит, надо трудиться. Он поднял бокал и молча произнес тост за свою следующую работу. Люси непременно что-нибудь найдет.
* * *— Ну да, на достойную старость так, конечно, не заработаешь, но это лучше чем ничего. — Люси смотрела на него немного виновато. — В городе какой-то мертвый сезон. Я обзвонила, кажется, всех, кроме «Газеты водопроводчика», и не нашла ничего, кроме каталога.
Люси сморщила носик. Она разрешала своим подопечным фотографам заниматься каталогами только в том случае, когда положение было совсем отчаянным и денег не хватало даже на алименты. — Может, это будет даже интересно. Заранее ведь никогда не знаешь, — пожала она плечами.
Она нашла ему работу в английском журнале и за английский же гонорар, который, понятное дело, был гораздо меньше американского. Но Люси права. Фотографировать гобелены в старинном поместье гораздо приятнее, чем снимать комнату за комнатой под пристальным присмотром арт-директора, который требует, чтобы все интерьеры освещались чуть ли не прожекторами. Андре приходилось делать такую работу в прошлом, и он нисколько не хотел к ней возвращаться.
— Лулу, все прекрасно. Правда. Выбора у меня все равно нет. Когда им надо?
Она заглянула в свои листочки:
— Вчера. Там кризисная ситуация. Все уже было готово, их штатный фотограф приехал туда, а потом упал с лошади и сломал руку.
— Надеюсь, меня они не заставят садиться на лошадь? — испугался Андре. — Что ему на ней понадобилось?
— Откуда мне знать? Надо покрепче сжимать ее коленями, и все будет хорошо.
— Ты жестокая женщина, Лулу. Жаль, что тетя не было со мной сегодня днем.
Он рассказал о встрече с Камиллой, наблюдая за тем, как мрачнеет лицо Люси.
— Так я и стоял в вестибюле, как connard.
— Как кто?
— Как придурок, а она смотрела прямо сквозь меня. И она ведь меня видела, я уверен.
Люси встала из-за стола.
— Андре, она просто стерва. Ты всегда уверял, что она не так уж плоха, и иногда бывает забавной, и знает свое дело, и издает хороший журнал. Может, и так, — Люси поводила у него перед носом пальчиком, — но она все-таки стерва. Когда ты ей нужен, она к тебе липнет, когда не нужен — тебя просто не существует. И почему-то сейчас ты ей не нужен. — Люси сложила руки на груди, склонила набок голову и испытующе посмотрела на него. — Во Франции между вами ничего не произошло?
Андре на минуту задумался, вспомнил вечер в «Золотой голубке» и покачал головой:
— Нет. Ничего.
Люси загадочно улыбнулась:
— Может, в этом-то и проблема.
* * *Под легкими и приветливыми манерами Сайреса Пайна таилось незаурядное честолюбие. Ему поправилось побеждать еще в Итоне, когда он обнаружил, что первенство в спорте или учебе может служить неплохой защитой от многих тягот существования в закрытой школе. И там же, в Итоне, он научился скрывать свое честолюбие, поскольку откровенное стремление к победе считалось среди мальчиков неприличным. Ради победы нельзя было бороться или упорно и много работать — она должна была приходить сама, легко и вроде бы случайно. К тому времени, когда Сайрес закончил Гарвард, его личность и стиль поведения уже сложились: внешне он казался удачливым и беззаботным дилетантом, а на деле ко многому стремился и очень много работал над каждой сделкой.
Удачные сделки в мире искусства — и особенно того высокого искусства, которым только и занимался Пайн, — часто удается заключить тому, кто стал первым обладателем важной информации. Иногда она достается арт-дилеру вроде бы случайно, а на деле является наградой за многолетний полив и возделывание старых связей. Но чаще, для того чтобы ее раздобыть, ему приходится долго и тщательно просеивать через мелкое сито множество слухов и сплетен, неизбежных в бизнесе, где ищут и находят друг друга многие миллионы долларов и несколько сотен картин. И Сайрес Пайн, который любил говорить, что человек, торгующий предметами искусства, должен всегда держать нос по ветру, руку на пульсе, а ухо востро, хорошо знал, что не стоит пренебрегать любым, даже самым нелепым слухом.
Вернувшись к себе после чинного безалкогольного ланча с пожилой клиенткой, которая примерно раз в год собиралась продавать свою коллекцию из нескольких Писсарро и Сислеев (и столь же часто отказывалась от этого намерения), Пайн сразу же сел за телефон. История, рассказанная молодым человеком, могла оказаться просто забавной случайностью, но могло получиться и иначе. Плеснув в бокал коньяку, чтобы отбить вкус минеральной воды, Пайн открыл записную книжку.
9
Квартира вновь погрузилась в хаос, точно грабители вернулись, чтобы забрать все оставшееся. На полу валялись коробки, картонные перегородки, мотки пластика и горы пенопласта в виде кирпичиков, гнездышек, прокладок и футляров, являя собой наглядное свидетельство неуемной американской страсти к упаковке.
На длинном рабочем столе в конце комнаты, напротив, царил идеальный порядок. На нем были аккуратно разложены камеры, линзы, фильтры и пленки, а также стеганые внутри темно-синие сумки, в которые все они будут упакованы. Андре смотрел на эту выставку с удовольствием. Без своих рабочих инструментов он чувствовал себя неуверенно и беззащитно, как человек, вдруг лишившийся зрения и профессиональных навыков. Но сейчас, когда линзы со знакомым щелчком вставали на место, уверенность и хорошее настроение возвращались к нему. Может, после Англии стоит завернуть в Париж и предложить свои услуги какому-нибудь французскому журналу, например «Côté Sud» [22]. После всех неприятностей и разочарований последних дней полезно будет пару недель поработать где-нибудь на юге. Андре взял со стола «Никон». Хоть это был и не старый, проверенный друг, рука радовалась, ощутив знакомую тяжесть. Андре подошел к окну и поймал в видоискатель вечернюю игру света и тени на стене соседнего дома. Огонек на камере замигал. К черту «DQ» и к черту Камиллу. Он проживет и без них.
