Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы
В университете Беркли я познакомился с большим числом американских специалистов по Японии, включая таких влиятельных политических советников госдепартамента США как профессор Роберт Скалапино и Чалмерс Джонсон. Беседы с ними показали, что у японоведов США, в отличие от наших специалистов, не было ни материальных, ни административных препятствий для регулярного посещения Японии. И более того, отдаленность Калифорнии от правительственных учреждений Вашингтона не мешала им в качестве политических консультантов сохранить тесные контакты с дипломатами и конгрессменами США. О своих контактах с правительственными кругами Вашингтона Скалапино говорил, например, с явным удовольствием, придавая этой стороне своей деятельности, пожалуй, большую значимость, чем своим научным изысканиям. Огромное преимущество американских японоведов перед советскими состояло и в том, что они имели широкий доступ к личным контактам с государственными деятелями Японии, включая членов правительства. К американским ученым-политологам японские министры и влиятельные правительственные чиновники и консервативные парламентарии относились обычно с доверием, в то время как на советских японоведов консервативные государственные деятели Японии, за немногим исключением, смотрели косо и с подозрением, избегая личных контактов. Естественно поэтому, что книги американских японоведов-политологов содержали гораздо больше свежей, индивидуально полученной информации, чем книги наших специалистов, хотя аналитическое осмысление экономических и политических процессов, наблюдавшихся в жизни современного японского общества, по моему убеждению, было в трудах наших соотечественников более глубоким и близким к действительности, чем у американских знатоков Японии.
И в Беркли, и в Стэнфорде университетские профессора-японоведы относились ко мне доброжелательно как к коллеге по профессии. Мне дали возможность знакомиться с библиотечными фондами названных университетов, включая и хранилища уникальных архивов Гуверского центра. Но, естественно, из-за ограниченности сроков моего пребывания в Калифорнии (около 40 дней) я смог лишь бегло просмотреть каталоги и полистать отдельные книги и комплекты журналов. Правда, за три недели работы в читальном зале Стэндфордского университета я все-таки написал, а затем отправил авиапочтой в Москву, в журнал "Проблемы Дальнего Востока", довольно объемную статью, опубликованную затем во втором номере этого журнала за 1973 год в виде "письма из США" под заголовком: "Япония наступает: новое в японо-американских экономических отношениях". Главное внимание в этой статье было обращено мной на возрастание японо-американских экономических противоречий, особенно в сфере торговли.
В университете Беркли в сопровождении ведущего библиографа, китайца по национальности, я побывал в специальном хранилище старинных японских географических карт, вывезенных из Японии в качестве трофеев в годы американской оккупации. С огромным интересом посмотрел я папки с картами северных районов Японии, составленными в XVII-XVIII веках. При этом меня, конечно, заинтересовал вопрос, где проходила на этих картах государственная граница Японии. И там я воочию убедился в том, что граница эта проходила на одних картах между островами Хонсю и Хоккайдо, на других - где-то между южными и северными районами Хоккайдо, а на третьих - по северному побережью Хоккайдо. Но ни на одной из них в состав токугавской Японии не были включены ни Сахалин, ни Курильские острова, обозначенные на картах в виде нечетких, детально не проработанных силуэтов под общим названием "гайкоку" ("иностранная территория"), с пояснениями, что эту территорию заселял другой народ - айну.
Рассматривая с любопытством эти карты, я ясно представлял себе их огромную политическую ценность: ведь карты эти являли собой наглядное и неопровержимое свидетельство беспочвенности утверждений современных японских государственных деятелей и дипломатов, будто Курильские острова это "искони японская территория" и будто Япония опережала Россию в их открытии и первоначальном освоении. "Эх, если бы эти карты попали бы в руки советских дипломатов!" - подумал я тогда и спросил моего гида-библиографа:
- А можно мне переснять некоторые из этих карт?
Мой собеседник ответил:
- Можно, но не бесплатно, так как снятие фотографий с этих больших по размерам карт производится специалистами-фотографами с использованием специальной аппаратуры.
Из нашей дальнейшей беседы выяснилось, что за такую фотосъемку мне пришлось бы заплатить в долларах довольно большую сумму, которой я тогда не располагал: тех карманных денег, которые выплачивала мне американская сторона по соглашению с Академией наук СССР, хватало лишь на покрытие повседневных расходов на питание и прочие текущие нужды - и не более.
По возвращении в Москву я рассказал своим коллегам об упомянутых выше старых японских географических картах и даже поднял вопрос о посылке в Беркли кого-либо из советских японоведов-историков для более детального ознакомления со старыми картами Японии и получения их фотокопий. И, насколько мне известно, один из советских японоведов в последующие годы ездил в Беркли с этой целью, но безрезультатно. Администрация университета почему-то отказала ему в доступе в то самое картохранилище, в которое я попал не прилагая никаких усилий. Как видно, что-то насторожило университетских администраторов, а может быть, и не их, а какие-то иные американские ведомства.
За полтора месяца пребывания в Калифорнии я не раз ощущал глубокую досаду за ту недальновидность, которую проявило в середине XIX века царское правительство, уступившее без борьбы либо продавшее за бесценок Соединенным Штатам обжитые русскими землепроходцами прибрежные тихоокеанские районы Северной Америки, включая Аляску. Один из русских эмигрантов, проживавший в послевоенные годы в Сан-Франциско, предложил мне поехать вместе с ним на его машине в район северной Калифорнии, который некогда находился под контролем российской администрации. Я согласился, и мы побывали с ним в Форте Росс, где в первой четверти XIX века чуть ли не три десятилетия стоял русский гарнизон. До сих пор там в виде музейных реликвий сохраняются остатки крепостной деревянной стены и бревенчатый остов русской православной церкви. По дороге к Форту Росс (он находится в 70 километрах от Сан-Франциско) мы останавливались и бродили по американским поселкам с такими русскими названиями как Севастополь и Русская речка, и было очень жаль и мне и ему, что в таком благодатном краю с природой, близкой к субтропикам, от прежнего присутствия наших соотечественников остались лишь географические названия. Много сетований по этому поводу довелось мне слышать в Сан-Франциско и от других русских эмигрантов, чья диаспора в этом городе насчитывала в те годы около 50 тысяч человек.
