Иван Курчавов - Цветы и железо
А парашют не раскрывался.
«Прощайте, жена, дочка, Танька!» — подумал и хотел крикнуть Никита Иванович, но почувствовал, как за спиной громко треснул шелк парашюта. Ему сначала показалось, что парашют прорвался, что он не остановит падения, но его так сильно рвануло, что сапог чуть было не слетел с правой ноги; Никита Иванович поддерживал его левой ногой, боясь, что он спадет.
И все же летел Поленов стремительно. Однако теперь он и слышал и видел, что происходило на земле. Хлопали зенитки; когда орудие стреляло, темень расступалась и в том месте становилось светло. По небу скользили трассирующие пули, где-то вдалеке гудел танк или трактор.
«Интересно, проскочил самолет или его удалось сбить зенитчикам?» — подумал Никита Иванович. Ему очень хотелось, чтобы зенитчики стреляли метко, чтобы самолет не доставил к месту назначения свой скверный и опасный груз.
А его, Поленова, пока никто не видел, иначе схватил бы прожекторный луч в свои объятия и не выпускал бы до приземления. А может, притаились люди, ждут, чтобы взять живьем. Никита Иванович не желал попадаться таким образом даже в родные руки, чтобы его не вели потом с нацеленными винтовками; ему хотелось явиться к полковнику самому и лично доложить обо всем, что с ним случилось.
Затрещал ольховник. Никита Иванович приземлился на невысокий упругий куст, который пригнулся, словно для того, чтобы удобнее поставить Поленова на замшелый подмерзший бугорок.
Никита Иванович встал на колени и поцеловал этот бугорок: холоден, неказист он, да все равно родной. Принимай гостя!..
3Поленов не стал прятать парашют: от кого и для чего? Он долго осматривался по сторонам, пока не убедился, что стоит посредине болота. Оглядевшись, он увидел тропинку и побрел по ней в ту сторону, где гудели танки и тракторы. Вблизи не было ни взрывов, ни выстрелов: самолет уже прошел далеко, а выбросившегося разведчика наверняка никто не заметил.
Но вот в небе повисла одна ракета, за ней — другая; скользнул луч прожектора, другой, третий, четвертый, зачертили, заплясали по небу лучи, скрестились, как в крепком рукопожатии, и медленно поплыли. Никита Иванович увидел в скрещении огней маленькую точку — самолет, наверное тот, с которого он недавно выбросился. Близко грохнули орудия, и в небе пышно расцвели огненные бутоны, их уже было много, словно кто-то нарочно бросал в ночную темень яркие, красивые с земли, но такие неприятные в воздухе цветы.
«Иллюминация небось им не по душе!» — подумал Никита Иванович, не отрывая глаз от самолета, стремящегося высвободиться из объятий прожекторных лучей. Хотелось, чтобы снаряд наконец угодил во вражескую машину и чтобы она красной и большой кометой пронеслась по темному небу. Но самолет летел и летел, то падая, то взмывая в небо, то уходя в сторону, то словно застывая на месте…
Тропинка вывела Никиту Ивановича к неширокой, мощенной булыжником дороге. Над канавой склонился поврежденный металлический километровый столб. Поленов приблизился к нему и с трудом разобрал цифру 15. Он не знал, что она обозначает, расстояние до какого места показывает. Но запомнил: а вдруг придется отыскивать парашют, находить место приземления?
Он пошел не в сторону передовой, где гремели орудийные раскаты, а в противоположную: штаб фронта, наверное, близко от передовой линии не размещается. И хотя фронт был недалеко, дорога, по которой он шел, была пустынной. Никита Иванович даже удивился этому. Лишь пройдя с километр, он понял, почему так тихо на дороге. На перекрестке он увидел знаки — красный крест и указатели — и понял, что шоссе предназначено для эвакуации раненых; сейчас больших боев не было, а поэтому-то здесь была такая тишина.
От перекрестка в разные стороны расходились четыре дороги. «Как в сказке-загадке: по такой-то пойдешь — туда-то попадешь!» — подумал Поленов. Но и впрямь он не знал, куда теперь идти. Местность была незнакомой, характерных ориентиров, чтобы сверить карту, не было. Опросить? А у кого? И кто ему ответит? Если человек окажется смышленым, заберет, поведет, как опаснейшего преступника. А Никите Ивановичу все еще хотелось явиться к полковнику без посторонней «помощи» — так оно будет лучше!..
Разбрасывая куски льда и черной скользкой земли, пронеслись танки. В ночной темноте, с закрытыми люками, словно управляемые не человеком, а какой-то магической силой, они казались еще более страшными.
Стал накрапывать дождик, спорый и колючий; дорога засветилась льдистой синеватой коркой.
На душе было тоскливо и неуютно. Вспомнилась Таня. Где она и что с ней? Может, и не в кинотеатре она? Посадили ее в настоящую тюрьму. Не вернется батька с задания — капут девчонке!.. О другом финале мечтал Никита Иванович: рухнет кинотеатр, похоронит эсэсовцев, а Поленов, Таня, Петр Петрович и Сашок уйдут в лес, к партизанам, укроются в лесной глуши, будут воевать и ждать возвращения своих. Получилось же иначе…
Захотелось поскорее узнать, что происходит там, в Шелонске. Если не знают здесь — поторопить, чтобы ускорили налаживание контакта партизан с Сашком и Таней, нельзя же оставлять людей на произвол судьбы.
А дождь шел все сильнее и сильнее. Но Поленову не хотелось покидать этот выгодный перекресток: авось покажется какая-либо машина.
Из-за лесной опушки заковылял газик-вездеход. «Не возьмут на легковую, — подумал Никита Иванович, — маломестный он!» И все же поднял руку. Машина остановилась. Четыре человека сидели в ней — двое плотных, приземистых, двое помельче ростом и полегче весом. Нет, не возьмут его!..
— В чем дело? — недружелюбно спросил командир, знаки различия которого Никита Иванович никак не мог разобрать через мутное стекло.
— Подъехать надо, да теперь вижу — не возьмете.
— Нет. И мест нет, и посторонних не берем.
Машина пахнула на Поленова едким дымом и пошла дальше. Но не прошла она и двухсот метров, как резко затормозила и остановилась.
— Старик! Иди сюда! — услышал Никита Иванович властный голос.
Он догнал машину. Из нее вышел плотный мужчина с четырьмя зелеными прямоугольниками в зеленых петлицах шинели. «Полковник!» — догадался Поленов и обрадовался, хотя это был и не его полковник.
— Куда собрался ехать, старина? — спросил офицер.
Никита Иванович оглянулся и, как будто его могли услышать, ответил приглушенно:
— Мне нужно в разведотдел штаба фронта, товарищ полковник! Очень нужно!
Быстрый взгляд метнулся по фигуре неказистого мужичка в заношенном пальтишке и в стоптанных, грязных сапогах, с большим мешком за плечами. Офицер сказал одно лишь слово: «Садись!» Никита Иванович поблагодарил и влез в машину, мешок он взял на колени.
