Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара

– Это верно. Даже Гарсия говорит, что они в нем сомневаются, – признал Рамирес. – Что ж, недолго осталось. Продолжай опекать их, Антонио.

– Непременно. У меня в этой истории свои счеты.

Диего отхлебнул освежающий коктейль и вернулся к чтению присланной ему Луисом Альберто Буеналусом статьи по ритуальной керамике. История керамики всегда входила в сферу интересов Рамиреса. Он полагал ее одним из ярчайших источников и ценным датирующим материалом во всей мировой истории.

Мысли его невольно обратились к тому керамическому объекту, который спустя десятилетие снова заставил его волноваться. Он вспомнил, как десять лет назад с ним связался Буеналус. Он узнал о сосуде из публикации в журнале «Мехикон». Будучи археологом, экспертом по керамике, Луис Альберто полагал, что этот сосуд необычайно ценен с исторической точки зрения. Он вступил в переписку с российским коллекционером, хозяином сосуда. И позвонил ему, Рамиресу, чтобы заручиться официальной поддержкой Института истории, и доложил о своих переговорах с Ветровым. Их результатом стало якобы решение русского передать сосуд в дар Мексике. А дальше весь этот случившийся кошмар. Что-то пошло не так, и русский был убит.

Рамирес припомнил звонок Буеналуса, когда тот вывалил на него страшную новость:

– Ветров убит. Сосуд исчез. Что делать?

Шумиха вокруг смерти иностранца привела бы к международному скандалу, который бросил бы тень на весь Институт истории и на него самого в частности. Он тогда решил, что нужно не только поддерживать официальную версию об убийстве Ветрова наркодельцами, но и сделать все, чтобы она оставалась единственной. Он так и заявил Буеналусу, что это единственно возможная версия и ни в какую другую он не верит. Однако Буеналус упорно утверждал, что русский убит из-за сосуда.

В глубине души Диего знал это. Его упрямство объяснялось тем, что таким образом он усыплял бдительность преступников. Искать сосуд сразу после гибели Ветрова значило бы держать убийц в курсе происходящего. Рамирес решил положиться на судьбу, затаиться и наблюдать. По его мнению, рано или поздно преступники себя выдадут.

Рамирес размышлял тогда, что за гибелью русского коллекционера стоит кто-то из тех людей, кто знал Ветрова и знал о сосуде. Круг подозреваемых был изначально невелик. Это, прежде всего, он сам. Археолог Леонардо Гарсия, который сопровождал Ветрова по Мексике. Друг Ветрова, российский археолог Николас Быстров. Директор лаборатории майянистики в Кампече Луис Альберто Буеналус. И молодой сотрудник этой лаборатории Антонио Льоса, оказавшийся на месте убийства.

И теперь, когда история с сосудом выплыла из небытия, Диего Бернардо Рамирес определил для себя три главные цели. Вывести убийц Ветрова и его заказчиков на чистую воду. Защитить тех русских, что пытаются разыскать утраченный сосуд. И самое главное – если этот ценный артефакт обнаружится, Рамирес пообещал сделать все возможное, чтобы он стал достоянием Мексики.

Конечно, список подозреваемых со временем растаял. Сам он этого деяния не совершал. Быстрова он особо и не рассматривал, но окончательно вычеркнул его из списка после визита к нему русского журналиста Максима Гурова, который вел расследование по настоянию самого российского археолога. Тогда же отпал и Леонардо Гарсия, потому что выяснилось, что о сосуде он не знал вообще. Фигура Антонио Льосы была сброшена им со счетов после его ареста и освобождения. Диего сам посоветовал ему полностью поменять жизнь и как бы исчезнуть из поля зрения коллег во имя безопасности и с тех пор наблюдал за ним неотступно.

Итак, круг подозреваемых фактически сузился до одной персоны.

Глава сорок четвертая

Вальядолид. Чичен-Ица

– Так, Беловежский, теперь, после вашей леденящей душу истории с сосудом, перейдем к будничным университетским делам и новостям Кнорозовского центра. Марина простит нас, если ей придется немного поскучать.

Танеев с улыбкой повернулся к Томиной, а та кивнула в ответ.

Накануне поздно вечером Марина услышала, как в номер Беловежского кто-то постучал, потом донесся возбужденный разговор на русском языке, и тут же кто-то робко поскребся в ее дверь.

Любопытство заставило ее откликнуться:

– Кто там?

– Это Саша. Ты не спишь? Танеев приехал.

Она отложила ноутбук, где самозабвенно работала над репортажами, прячась от личных терзаний, и открыла дверь. Беловежский познакомил ее со своим научным руководителем Андреем Михайловичем Танеевым. Она немного иначе представляла себе Сашиного научника. Скайп, где ей довелось его смутно видеть, не передавал его высоченного роста и худощавого телосложения. В Скайпе он выглядел старше, а в жизни казался совсем юным. С Сашиных слов Марина знала, что ему где-то около сорока. Очки на живом лице делали его похожим на студента-отличника. Умного, думающего интеллигента выдавал и открытый лоб, переходящий в небольшую залысину, терявшуюся в темной волнистой шевелюре. Внезапная улыбка, которой Танеев одарил Марину, озарила его в принципе некрасивое лицо обаянием.

– Что же мы стоим на пороге? Проходите в комнату, – пригласила девушка.

– Нет-нет, уже поздно. И у меня, и у вас был длинный день, – отказался Танеев. – Мы пришли условиться, что завтра в восемь утра выдвигаемся на завтрак в кафе над сенотом.

Они сидят в кафе и ждут выполнения заказа. Аппетит уже взбодрился, разбуженный прогулкой и купанием в сеноте. И чтобы посетители не скучали, официант поставил перед ними плошку с чипсами и сальсу. Танеев за беседой машинально взял чипсину, прикусил, сморщился и швырнул ее в тарелку.

– Что-то не то? – спросил Беловежский и повторил действия Танеева. – Тьфу! Отдают затхлостью. Вкус какой-то химический.

– Надо позвать официанта, – предложил Танеев.

Но официант уже, незаметно подойдя, легким жестом подхватил плошку со стола и удалился.

– Надо же, заметил! – пробормотала Марина.

Через минуту официант возник снова, поставил новую плошку с чипсами и извинился. Танеев попробовал чипсину и удовлетворенно кивнул.

– Вы пока беседуйте, а я пойду любоваться на сенот.

И Томина направилась к террасе, нависавшей над сенотом. Проходя мимо барной стойки, она заметила, как официанты вскрывали и нюхали пакеты с чипсами, что-то бурно обсуждая.

Сенот Саци находился всего в четырех кварталах от отеля. И утром первым делом они направились познакомиться с его красотами. Просторный грот с высоким черным сводом, ощеренным острыми зубьями сталактитов, служил защитой гигантского колодца, наполненного густой, словно застывшей, субстанцией насыщенного цвета морской волны, настолько гладкой, что в ней отражались похожие на исполинскую губку известняковые стены. По периметру этой своеобразной шахты были созданы для туристов тропинки, ступеньки и маленькие смотровые площадочки. Там, где свод грота заканчивался, сквозь огромное округлое отверстие в сенот проникал дневной свет. И отвесная стена, подставленная солнцу, скрылась за бурной растительностью. Тропинка заманила их в небольшую пещеру по-над водой с зияющими лазами и расщелинами.

– Кто смелый купаться? – поддразнил Танеев, когда они расположились на валунах пещеры.

– Я, – вскинулась Томина.

– Конечно, ladies first, но первым пойду я. – И Беловежский уже ступил на нависшую над водой площадку и рыбкой пронзил водную гладь.

За Сашей последовал Танеев, а за ним Марина. Куда только подевались густая субстанция и синева, настолько чистой, прозрачной и легкой оказалась вода. Ласковой прохладой она обволокла все тело, и не было желания покидать эти объятия. На противоположной стене они приметили малюсенький гротик прямо в воде.

– Оттуда вода поступает в сенот? – заинтересовалась Марина.

– Нет, что вы. Такие гроты разъедаются водой, – ответил Танеев.

– Я ничего не знаю про сеноты. Саша обещал рассказать мне о них, когда мы с ними встретимся. Вот мы здесь, – укоризненно проговорила Марина.