Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара

– Удобные для общения, – неожиданно признает она.

– Сядем?

Она кивает и покорно опускается в кресло, инстинктивно удобно устраивая руки на подлокотниках. Он занимает второе кресло и случайно касается ее руки. Она резко убирает руку.

– Извини, – вырывается у Саши.

Он огорчен. Он все еще ищет моменты для сближения. Он думал, они невольно возобновят беседу, находясь в таком близком соседстве, но Марина теперь демонстративно отвернулась и упорно молчит, разглядывая девушку с кувшином.

Днем он так обрадовался, когда позвонил Гарсия. Он не стал отмалчиваться и с энтузиазмом пересказал Марине разговор с Леонардо. Тот сообщил ему ту самую важную недостающую деталь, которая подтверждала сделанное вчера в Калакмуле открытие. И он воскликнул:

– Сад сходящихся тропок!

Марина тут же отреагировала на эти его слова, и они потом предавались вполне оживленной беседе до самого Тулума. Но там она как-то странно себя повела: она сразу оказалась возле Антона, – и Саша не стал мешать. Впрочем, нет, от злости и обиды он стал развлекаться с Аней. Но ведь не страдать же из-за глупой девчонки? И потом, он хорошо помнил Маринину ревность в дебрях Паленке. И посчитал, что ревность может заставить женщину прочувствовать до глубины души, что она теряет, и даже сподвигнуть ее на какой-нибудь первый шаг. Потом уже он понял, что перестарался. Такой вялой и отрешенной была его спутница, что он даже испугался, не хватил ли ее тепловой удар. Он безуспешно пытался оживить ее разговором о сосуде. И потом целый час, всю дорогу до Кобы, они ехали молча. И это при том, что великолепный Тулум и купание в волнах цвета медного купороса явно не оставили их обоих равнодушными.

– Пойдем еще походим. Я отдохнула. – Марина слегка касается его руки, привлекая внимание.

Он кивает, онемев, загипнотизированный этим мимолетным прикосновением, и старается унять сердцебиение. Теперь они обходят сокало по внутреннему периметру, заглядывая в окна колониальных арочных построек. И оно того стоит. Окна второго этажа желтого дома ярко освещены, и сквозь них просматривается галерея портретов.

– Похоже, это муниципальный музей и здание администрации, – понимает Саша.

– С чего ты взял?

Он еле сдерживается, чтобы не выпалить их дежурную шутку: «Я умею читать», и просто показывает на табличку возле входа.

– «Социальная справедливость в Мексике. 4 июля 1910 года», – читает Марина надпись на флаге, изображенном на одной из картин в окне. – Наверно, это что-то про Мексиканскую революцию?

– Да, 4 июля 1910 года здесь, в Вальядолиде, зародилось движение против диктатуры Порфирио Диаса. По сути, движение и привело к революции, – отвечает Саша.

– Я не знала, что это такой важный город, – признается Томина.

– Что ты, когда пришли испанцы, здесь был майяский город Саци, что переводится как «белый ястреб». Испанцы подавили сильное сопротивление местного населения. Здесь расположилась первая на Юкатане высокая испанская колониальная администрация. Город был назван в честь тогдашней столицы Испании – Вальядолид. Потом он контролировал колониальную торговлю на северо-востоке Юкатана. А сейчас это третий по размеру и значимости город штата Юкатан.

Беловежский радуется, что любовь к истории вызывает их на разговор. Так было сегодня и в Кобе.

Марина тут же нарушила обет молчания, завидев озеро на подъезде к археологической зоне:

– Мы уже сбросили Кобу со счетов? Или сосуд еще может быть здесь?

Александр удивился, что она сама начала диалог, и с готовностью откликнулся:

– Калакмуль вероятнее. Но будем начеку.

Коба оказалась настолько неохватным археологическим комплексом, что туристы предпочитали передвигаться по его дорожкам на велосипедах и велотележках, именуемых велотакси. Центры туристического притяжения Коба рассыпала по джунглям отдельными яркими вкраплениями. Их связывали дорожки и тропинки различной ширины и протяженности. Некоторые тропы, так называемые сакбе, уводили за пределы древнего города, связывая его с другими поселениями майя.

Город строился в основном в VII–IX веках, но самый пик строительной активности приходится на X–XI века. Здесь и храмовые комплексы, и великое множество стел, и остатки настенной живописи, и стадион для игры в мяч.

Самым колоритным пятном оказалась сорокаметровая пирамида, исполинской бесформенной грудой воссевшая посреди затерянной в джунглях небольшой площади. По ее неровным, выщербленным разновеликим ступеням нескончаемым муравейником текли орды туристов. И Саша с Мариной не стали исключением. Уже сверху они приметили трогательную пару. Миловидная молодая женщина на костылях – как они потом разглядели, она была без ноги – упорно продвигалась вверх. Слегка поддерживал ее, аккуратно и ненавязчиво, импозантный, со спортивной фигурой мужчина в ковбойской шляпе. И они добрались до вершины, вызвав Маринино восхищение.

От верхнего храма открывался дивный вид на прячущиеся в сельве озера, которые оправдывали название городища «Обильная вода». Эти простиравшиеся до горизонта джунгли вызывали ощущение вечности и рождали чувство покоя и одновременно торжественного восторга. Эта божественная высота требовала отрешиться от мелких человеческих страстишек, пререканий и обид. Вдохновенное лицо Сашиной попутчицы отражало те же мысли. И он надеялся, что отсюда они спустятся обновленными и громко посмеются над нелепой вчерашней ссорой.

Но вот они уже гуляют по Вальядолиду, а лед еще не сломан и даже укрепился. Сейчас Беловежский устыдился своего поведения в отеле. Он и сам не знает, что им двигало, когда он попросил два номера. Он уверял себя, что сделал это не из злости и не в отместку, а ожидая, что она воспротивится этому решению и попросит его одуматься. В тот момент он почти красовался перед ней, когда торговался и заставил душевную хозяйку скинуть сто пятьдесят песо. Он уловил изумление в Марининых глазах, еще больше расхрабрился, обнимая малюсенькую донью Тереситу. Чуда не произошло. Конечно, глупо на это рассчитывать. Марина не изменила ни его решения, ни своего поведения.

Теперь, когда они подходят к отелю, он отчаянно жалеет о том, что они сейчас разойдутся по разным комнатам и не останется возможности переломить ситуацию. Они топчутся перед своими смежными номерами. Марина решительно вставляет ключ в замочную скважину.

– Марина. – Саша трогает ее за плечо.

Она резко оборачивается и бросает:

– Не надо, Саша!

– Спокойной ночи! – упавшим голосом бормочет он.

Она бурчит что-то в ответ и скрывается в своем номере.

Диего Бернардо Рамирес развалился в кресле-качалке и откровенно хохотал, разговаривая по телефону:

– Они несколько раз тыркались, а мальчишка их не подпустил?

– Представляете, нет, – смеясь, отвечал собеседник. – Хороший паренек попался. Мы объяснили ему, что от его стойкости зависит безопасность людей. Заплатили ему щедро по его меркам.

– Расходы беру на себя, Антонио.

– Да там мелочь.

– И вы точно уверены, что русские нашли то, что искали, в Калакмуле? – посерьезнел Рамирес.

– Гарантировать не могу, но сам видел их безудержное веселье. Что еще могло их так обрадовать?

– Странно, что они отважились забрать предмет. По словам Гарсии, их просили ничего самим не предпринимать, – задумчиво проговорил Диего, помолчал и спохватился: – Надо их вещи теперь охранять везде.

– Не сомневайтесь, сеньор Рамирес. Мы теперь на всем пути их следования используем таких ненавязчивых охранников. – Антонио ухмыльнулся. – Он вроде и не охраняет, но никто чужой к машине уже не сунется.

– Хорошо. А в отеле?

– А в отеле еще смешней. Хозяйка, очаровательная старушка, присылала туда по очереди своих внуков, которые без конца драили пол перед их номерами.

Рамирес рассмеялся и уже серьезным тоном сказал:

– Надо уговорить ребят передать вам сосуд в целях их же безопасности.

– Я не уверен, что они нам вполне доверяют. На их месте я бы никому не доверился.