Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете
Грациэлла вымыла чашки, вытерла стойку, заглянула в блокнот:
— Письмо возлюбленному?
— Нет, — оторвалась Бланка. — Еще чашечку можно?
— Не жалко, деньги ваши... — Она кивнула на блокнот: — Меня не касается, у меня свои заботы. — Но тут же, как бы между прочим, спросила: — Вам нравится этот тип, шофер?
— Славный парень.
Грациэлла уперла кулаки в бока:
— Так вот, учтите — это мой парень.
— Желаю счастья! — примирительно сказала Бланка.
— То-то!.. «Славный»!.. Много тут всяких! — Она косилась на Бланку все еще с недоверием. — Сама знаю — славный или не славный! Если хотите знать, сеньорита, он ужасно грубый. Даже я вся в синяках, могу показать... А вы, видать, из богатых?
— Была...
Бланка вспомнила свой дом. Но это видение показалось ей неправдоподобным. Неужели был тот большой дом на Пятой авениде, и стояли перед ним пальмы, и седой слуга-негр Джон каждое утро приносил ей в комнату срезанные цветы, а его внучка Кетти одевала ее? Нет, ничего этого не было.
— Теперь я совсем небогатая.
— А когда были богатой, сколько имели туфель?
Бланка посмотрела на свой тупоносый ботинок, повертела ногой:
— Не знаю... Сколько хотела.
— Даже десять пар?
— Наверное, много больше... А теперь — вот! — Она подняла ногу. Ботинок был в пыли и белых ссадинах.
— И не жалеете?
— Жалею, — призналась она. — Но разве в туфлях счастье?
— Красивой женщине туфли не помешают, — не согласилась мулатка. — Гвоздики, а носок чтобы узенький-узенький! И конечно, если к туфлям все прочее: платья, а к платьям — чулки, а к чулкам... — Она мечтательно прикрыла глаза.
— Пламенный революционный привет, моя красавица! — прокричал невесть откуда появившийся Хуанито.
Бланка сразу узнала мальчишку-газетчика. Но он не обратил на нее внимания — восторженными глазами он смотрел на Грациэллу.
— Кофе и «Корону»!
— А у тебя хватит монет? — насмешливо спросила девушка.
Хуанито побренчал в кармане:
— Слышишь?
Грациэлла поставила перед ним чашку кофе и стакан воды.
— А сигару не получишь: мал еще.
— Да ты знаешь, кто я?
— Дрянной мальчишка.
— А ты... — Он набрался храбрости и выпалил: — Ты самая шикарная девчонка во всем Мирамаре! — Подпрыгнул и через стойку чмокнул ее в щеку.
— Как ты смеешь! — притворно возмутилась она, перегнулась и отвесила ему оплеуху.
— Подумаешь! — потер щеку Хуанито. — И совсем не больно! — Спохватился: — Ой, чуть не забыл! — Снял трубку телефона, набрал номер: — Хеллоу! Я — от Виолетты. Да, да!.. Нет, пока нет!.. Привет!
— От какой еще Виолетты? — потребовала Грациэлла, когда он повесил трубку. — Признавайся!
— Ревнуешь? Значит, любишь!.. Не могу, тайна!
— А ну-ка выкладывай!
— Честное революционное, не могу! Пусть меня разрежут на куски или живьем бросят к акулам!
Грациэлла разозлилась:
— Тогда катись прочь, сопляк! Тоже мне, детектив из Голливуда!
Подошел патруль: двое бойцов революционной армии, молодые парни с серьезными лицами.
— Документы! — сказал один из них и включил электрический фонарик.
— Она своя, — отрекомендовал Грациэллу Хуанито.
— Тебя не спрашивают, малыш, — сказал второй боец. — Марш спать!
Грациэлла зашуршала юбками, достала из внутреннего кармана «тархету» — листок плотной бумаги с фотографией и оттиском ее большого пальца: документ, который обязан иметь каждый человек на Кубе.
— Полюбуйтесь.
Боец внимательно прочел «тархету». Посмотрел на фото. Перевел взгляд на лицо девушки.
— Оригинал лучше? — насмешливо спросила она.
— Ваши документы, — повернулся боец к Бланке.
— Пожалуйста.
— Сеньорита! — узнал ее мальчуган. Подпрыгнул, прихлопнул ладонями по бедрам: — Это вы?
— Салуд! — откозырял боец.
— А почему не проверяете у меня?! — с обидой воскликнул Хуанито. — Проверьте! Я тоже — гражданин республики!
— Иди спать, — легонько щелкнул его по носу боец. — Твоя «тархета» у тебя на физиономии написана.
И патрульные, стуча подковками, неторопливо пошли вверх по улице.
— Эх, когда же я вырасту! — горько воскликнул газетчик. Но тут же снова подступил к Бланке: — А что вы делаете в данный момент в данном месте?
— Дежурю, мальчуган.
— Так вы милисиано в натуре? А как же Ма... — Он запнулся. — Разрешите, сеньорита, познакомиться с вами поближе!
— Полюбуйтесь на этого нахала! — притворно возмутилась Грациэлла. — Мне ты уже изменил? Одно сердце вдребезги, а теперь хочешь расколотить другое?
Но мальчик уже не обращал на нее внимания — его интересовала только Бланка.
— Разрешите вас проводить?
— В другой раз. — Она улыбнулась. Ее забавляла настойчивость этого бродяжки. — Прямо отсюда на рассвете я уезжаю.
— Куда?
— Далеко, кавалер. В провинцию Лас-Вильяс.
— А когда вернетесь?
— Когда выполню задание.
Он остолбенел:
— Задание? Ясно... Ничего не ясно, сплошной мрак... События несутся на бешеной скорости!.. А где вы живете, сеньорита?
— Ты придешь петь мне под окно серенады? Авенида Уна, мальчуган, дом тридцать семь. Приходи, я сварю тебе кофе и накормлю.
— Обязательно приду!
— Берегитесь, сеньорита, этого коварного сердцееда, — в тон Бланке сказала Грациэлла и повернулась к нему: — Давно пора тебе баиньки.
Вдалеке послышалась стрельба, крики. Хуанито замер. Прислушался. Сорвался с места. Уже на ходу крикнул:
— До скорого свидания, сеньорита! — И устремился в ту сторону, откуда доносился шум.
Бланка допила кофе.
— Пора на пост. А то грозный начальник даст взбучку.
Она уже собралась идти, но тут появились еще двое. Она сразу определила: русские. Молодые, светловолосые, коротко стриженные парни в одинакового покроя рубахах в клетку. Только клетки были разного цвета.
Они увидели кофейню, увидели Грациэллу. Вытаращили глаза. Достали разговорники, начали торопливо листать.
— Разрешите познакомиться! Мы — советские моряки. Жора — наш комсорг, — показал один на другого. — Он и я комсомольцы, понимаете? Я, — парень ткнул себя в грудь прямым пальцем, — я — Саша.
— Комсомол? — поняла Грациэлла. — Уо мисма комсомола.
— Дело на мази, — сказал один другому. — Значит, мы товарищи по борьбе.
— Что же она стоит за стойкой? Это же мелкобуржуазно. Ей надо идти на производство.
Саша протянул Жоре разговорник:
— Попробуй сагитируй.
Бланка и Грациэлла ничего не понимали.
