Эллестон Тревор - Полет «Феникса»
— Боже, как они могут не заметить!
Все утро они с Белами выкладывали новый знак «SOS» на песке из кусков оторвавшегося металла, чехлов для сидений и другого подручного материала. Они позвали на помощь Тилни, но от того мало было толку. Он без конца повторял одно и то же: «Ведь они должны найти нас? Должны, а?»
Кроу противно было это слушать. Его заинтересовал Стрингер. Трудно было его понять. Он ни с кем не заговаривал, как бы даже не понимал, в каком скверном положении они очутились, его занимал только разбитый самолёт. Опять и опять ходил он вокруг него, осматривал повреждения, держа руки в карманах и укрыв голову носовым платком. Стрингер был единственным из всех, кто побрился. У него была электробритва с трансформатором для автомобиля: она работала от батарей «Скайтрака».
Остальные не брились и не умывались. Таунс согласился с предложением капитана Харриса, и жёсткая норма вступила в силу: одна пинта воды в сутки на человека, ни умывания, ни бритья. Дополнительная порция предусматривалась для раненого Кепеля, если потребуется. О запасах воды много не думали: если держаться в тени и не напрягаться, то и потеть будешь меньше. Большинство же понимало, что все это иллюзии: даже в тени потоотделения, едва выступив на коже, тотчас испарялись.
Лумис тоже большей частью молчал. Телеграмму передали из Парижа на радиопост Джебел Сарра, и он думал о том, что же случилось. Он приобрёл квартиру с видом на Сену, и они прожили в ней ровно год. Он прилетал раз в один-два месяца, и, хотя они вместе уже двенадцать лет, его приезды были чередой медовых месяцев. Только поэтому и ещё потому, что ему нравилась работа по разведке новых месторождений, он мог вынести пустыню с её ужасающими размерами и одиночеством. Но та пустыня, с которой ему недостаёт сил справиться, возможно, открывалась перед ним сейчас. В телеграмме сказано «срочно». Куда бы он ни смотрел, везде видел это слово, написанное на песке огромными буквами, даже большими, чем сигнал «SOS». Текли минуты и часы — а он не мог сдвинуться с места.
Сегодня юноша-немец не жаловался на боль. Он вежливо разговаривал с менявшимися собеседниками. Иные уходили уже через минуту-другую, заметив, что он говорит через силу. Опять открылось кровотечение — возможно, он неудачно повернулся. Его лицо покрылось золотистой щетиной, но она его не старила. Юноша держался стойко, только раз спросил, сколько может пройти времени, прежде чем их спасут. Таунс ответил просто: «Недолго». Всякий раз, когда он проходил мимо мальчика, он боялся ощутить кисло-сладкий запах, который появляется при гангрене.
Около полудня к Кроу обратился Робертс:
— Ты можешь оказать мне услугу, если желаешь.
Обезьянка была у него под курткой. Время от времени она начинала дрожать. Медленно закрывала она ярко-карие глаза, а когда они открывались, в зрачках явственно читался страх. Когда Робертс в первый раз после аварии дал ей отпить из металлической кружки, она ухватилась за её край миниатюрным кулачком и долго рассматривала в воде своё отражение, пока у Робертса не иссякло терпение.
Теперь он стоял перед Кроу, почёсывая затылок.
— Ты бы мог присмотреть за ней вместо меня?
— Ты спятил! — изумился Кроу.
— Имей в виду, даю только на время, с возвратом, — он расстёгивал куртку. — Не могу же я взять её с собой.
Когда Кроу брал из его тонких костистых рук обезьянку, Робертс съехидничал:
— Какое сходство. Вы могли бы сойти за братьев. — И пошёл предупредить капитана, что к утру будет готов.
Тогда никто из них не думал, что есть какая-то связь между решением Робертса и поведением сержанта Уотсона. Казалось несомненным, что Уотсон последует за капитаном, даже если к ним больше никто не присоединится. Но произошло непредвиденное.
Услышав крик Уотсона, Таунс бросился к нему. Тот неуклюже сидел на песке, вытянув ногу. По вискам катился пот, малиновая физиономия кривилась от боли.
— Подвернул, — сказал он сквозь зубы, — подвернул проклятую.
Его втащили в тень под полог и усадили. Подошёл Харрис. Кривясь от боли, Уотсон рассказал, что случилось.
— Там, где мы вырыли наш сигнал, сэр, я споткнулся. Видите ли, она была под песком, и я не заметил…
Он стиснул зубы, пока Харрис ощупывал лодыжку.
— Вывихнул, — со стоном выдохнул он.
Харрис кивнул:
— Держите её в покое. Боюсь, мы не сможем сделать холодный компресс. Но перелома нет.
Через полчаса он вернулся к Уотсону, помог снять ботинок.
— Попробуйте пошевелить пальцем, Уотсон.
Тот повиновался, скорчив гримасу боли.
— Все в порядке. Обычное растяжение… — Капитан выпрямился. — Мне жаль, что это случилось. Разумеется, вы не пойдёте со мной, Глядя на него, Уотсон решил воспользоваться часто им применяемым трюком, одним из тех, что по вкусу этим горлопанам:
— От меня вам будет мало проку, сэр. Боюсь, что я подведу вас, а мне бы этого не хотелось.
— Ничего. Всякое случается, Уотсон.
— Неужели мало того, что уже случилось, сэр?
— Вам просто не повезло. Пусть это вас не тревожит. Я думаю как раз о вас — бог знает, сколько вам придётся здесь пробыть, пока мы сможем направить помощь. — И он вернулся в самолёт, где Робертс рассматривал карту.
Незадолго перед закатом к Харрису подошёл Тракер Кобб, походка его была нетвёрдая, руки отвисли, как плети, рыжие волосы не чёсаны.
— Говорят, вы уходите?
— Так точно.
— Я тоже пойду. Кто ещё идёт?
Капитан косо глянул на него, ощущая, как становится страшно. До сих пор, — он это выяснил уже давно, — напугать его могло только одно: присутствие рядом человека, который не совсем в себе. Ему припомнился дикий взгляд Кобба в ту ночь, когда силой пришлось удерживать его, чтобы он не пошёл на свет «огней».
— Я беру с собой мистера Робертса. Нас только двое.
И он занялся упаковкой рюкзака, болезненно ощущая присутствие рядом с собой тучного человека. Все равно, что оказаться запертым в помещении с неразорвавшейся бомбой.
— И я, — настаивал Кобб. Вряд ли до него дошло сказанное капитаном.
Харрис заметил, что вслушивается в тиканье часов. Он не представлял, насколько невменяем этот человек и сколько ему ещё нужно, чтобы окончательно перейти предел. Он знал только одно: взять с собой Кобба — все равно, что отправиться туда верхом на тигре. Он вспомнил слова Морана: «Не всегда это жажда, жара или расстояние, которое нужно пройти…»
— Есть риск потеряться… — услышал он свои, ещё не до конца обдуманные слова. Он заметил, как тяжело дышит Кобб. Это от жары, конечно. — Все остальные, кроме Робертса, решили остаться, и я уверен, они правы, — он натянуто улыбнулся. — Считают меня беспокойным типом…
— Улыбка, однако, тотчас сошла с его лица, стоило ему взглянуть в глаза Кобба.
