Эллестон Тревор - Полет «Феникса»
Спать снаружи было слишком холодно, но когда первые лучи окрасили в розовый цвет восточные склоны дюн, инея не оказалось, так как ночью роса не выпала.
Едва солнце осветило машину, они проснулись и первым делом увидели розовую продолговатость двери; от того, что им снились города, деревья и все, без чего нет нормальной жизни, пробуждение сулило кошмар ещё одного дня; и сразу пришло на ум, что эта залитая солнцем дверь ведёт в никуда. Они продолжали лежать, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей, снова уснуть и погрузиться в мечту о том, как их находят. Тилни дрожал, в который раз умирая очередной смертью. Таунса терзали тяжёлые сны о будущем, вновь и вновь разные голоса повторяли одно и то же: ошибка пилота… Кепель, глядя в уже красный дверной проем, пытался вернуться в то время, когда ему не приходилось лежать с раздроблённым телом в тошнотворном запахе собственного пота и грязи. Кроу сквозь искажённую перспективу рассматривал беспорядочно разбросанные сиденья и ободранные металлические панели, оглядывал и тех, кто ещё не поднялся, и тех, кто уже сидел, откинувшись в креслах, подобно пассажирам во время полёта. Осторожно перебравшись через свернувшегося клубочком Белами, он вышел наружу.
Стрелка костра догорала; не ощутимый на лице ветерок увлекал за собой нити чёрного маслянистого дыма, паутиной отражавшиеся на гладком песке. Солнце огромным полукружьем поднималось над верхушками дюн, и косые его лучи изгоняли последние ночные тени.
Обходя вокруг самолёта, Кроу трогал его пальцами; металл был сухой — росы не было. Осмотрев все вокруг, заглянув под низкую плоскость правого крыла, в желоба и воронки, пропаханные на песке самолётом, он вернулся в самолёт. Заметив, что Белами не спит, сказал:
— Кобб ушёл.
Солнце слепило Белами глаза, он морщился. Только что ему снился дождь, стучавший в окна его дома в Ридинге.
— Кобб?
— Он ушёл.
Белами ощутил неприятную сухость во рту. Он потянулся за водой, но вспомнил, что на день давалась только одна кружка. Все же выпил глоток, чтобы смочить рот.
— Куда ушёл? — спросил у Кроу.
— Куда тут пойдёшь, черт побери! — Кроу повернулся и вышел наружу помочиться. Следя за струйкой, он испытывал острую жалость к себе от того, что приходится отдавать воду. Нельзя ли как-то её очистить, пусть бы получилась самая малость, хоть с яичную скорлупку, и то хватило бы ещё на пару часов. Это ужасно — все равно что мочиться золотом.
Из самолёта вышел Бедами. Солнце блестело на его щетине.
— Давай-ка посмотрим вокруг, Альберт.
Низкое солнце хорошо освещало следы вокруг места крушения, и они сразу увидели три ниточки — две из них рядом, Харриса и Робертса. Третья соединялась с ними ближе к проходу между дюнами, а дальше мешалась с двумя первыми.
— Самоубийца, — проговорил Кроу. — Все-таки ушёл.
Они прошли по следам до дальнего края дюн и остановились. Впереди лежала плоская золотистая нетронутая пустыня, и Белами вспомнил слова Морана: «Там — целый океан». В первый раз он видел сушу — такую пустую и безбрежную. В Джебел Сарра и на других буровых всегда было на чем задержать взгляд — то вышка, торчащая, как церковный шпиль, то крыши посёлка, то грузовик или движок, а в Джебел был даже оазис Маффа-Суд, на южном горизонте, с похожими на клубы зеленого дыма финиковыми пальмами. Здесь, если обернуться, увидишь только дюны, а между ними обломки самолёта.
— Боже, каким крошечным кажется самолёт отсюда, Альберт.
— Даже отсюда. Совсем вблизи. Не удивительно, что нас все ещё не заметили сверху.
Кроу снова посмотрел вслед цепочке следов.
— Думаю, надо рехнуться, чтобы пойти вслед за ними, Дейв. В такое-то пекло!
Часу не прошло с тех пор, как поднялось солнце, а небо уже ослепляло скорее белым, чем голубым сиянием; щетина на лицах зудела от пота.
— Должно быть, ускользнул тихо, — промолвил Кроу. — Никто и не услышал.
— Кажется, я слышал. Подумал, вышел кто-то по нужде.
Он вспомнил, как вчера вечером рыдал Тракер, — человек в здравом уме не способен издавать такие звуки. У свихнувшихся вроде него часто остаётся достаточно хитрости. Тракер собрался идти с Харрисом и Робом; его не пустили, но он решился — и ушёл. Невозможно было определить, когда именно он пустился в путь и насколько те двое оторвались от него со вчерашнего вечера. Должно быть, он взял с собой фонарик, хотя и при свете звёзд следы были достаточно различимы.
— Если он их догнал, что ж — такова их судьба, Дейв. И его тоже, — заключил Кроу.
— Надо было лучше за ним смотреть. — Дейв повернулся спиной к северу, куда вели следы, не желая больше думать об ушедших, о том, как спятившему, обливающемуся потом Тракеру видятся миражи, как он не даёт своим спутникам покоя, кричит и смотрит дикими глазами, и это до тех пор, пока капитан Харрис не пристрелит его из чувства самообороны. Так оно в конце концов и будет. У двоих есть хоть какой-то шанс выйти к колодцу, если даже окажутся неверными расчёты Морана — а именно на это делает ставку Харрис. Но с таким довеском, как Тракер… Застрели капитан беднягу Тракера, его оправдает любой суд; но Харрис не выстрелит, такой человек, как он, никогда не возьмёт этого на свою совесть.
— Пошли, — сказал Кроу. — Есть кое-какая работа по дому.
Они зашагали обратно. Даже сюда, сколь бы малыми ни казались обломки самолёта, явственно доходили голоса людей. Вдруг в воздухе раздался другой звук. Кроу первым уловил его и замер, потянув за руку Белами.
— Дейв! — выкрикнул он на одном дыхании.
Они застыли, вслушиваясь в слабый мерный рокот, не веря своим ушам. Кроу завертелся на месте, пытаясь определить источник звука. Невыносимо яркое солнце жгло глаза — куда бы он ни смотрел, везде мерещилась чёрная точка самолёта, даже на песке, куда в конце концов он отвёл переполненные слезами глаза. Белами тоже осматривал небо над горизонтом с той стороны, где должен был появиться самолёт. Звук громче не становился, но все ещё звенел в воздухе. Но вот его заглушил смех Кроу, и Белами недоуменно уставился на него. По щекам Кроу катились слезы, он дрожал от хохота, вставляя между приступами:
— Этот… это этот, черт побери, Стрингер… бреется.
Белами вслушался. Верно: звук шёл от самолёта. Электробритва Стрингера. Он сильно толкнул Кроу.
— Заткнись, бога ради! Надо сказать, у тебя странное чувство юмора!
Они зашагали к самолёту. Стрингер, как птица на насесте, сидел в дверном проёме, сквозь очки обозревая окружающий мир. Его лицо было холодным и гладким.
— Хорошо выбрились, а? — поинтересовался Кроу, Белами утащил его, чтобы он опять не зашёлся смехом.
Пока полуденная жара не загнала под купол, занялись «домашними» делами — все, кроме Стрингера. За ночь замело знак «SOS», они очистили его и убрали магниевые панели, сложенные на ночь поближе к кострам, чтобы в случае надобности побыстрее бросить их в огонь для яркости. Теперь был день, и вместо них наготове лежали отражатели гелиографа, взятые с повреждённой правой гондолы. Харрис с самого начала велел Уотсону надраить их средством для чистки пуговиц. У Таунса в кабине имелся ящик осветительных ракет и ракетница. Все равно, что плести паутину в надежде поймать муху, сказал Кроу.
