Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете
Даже ее отец приколол к пиджаку черно-красный флажок «Движения 26 июля» и выступал на митингах. А потом началось непонятное. Новое правительство стало отбирать земли у их владельцев и раздавать крестьянам, стало конфисковывать сентрали, заводы, а в дома известных людей переселять бедноту. И однажды отец сказал, что он напрасно восторгался Фиделем. Отколол от пиджака флажок, выбросил его в окно. Вскоре он умер от инфаркта. А мать, когда у них отобрали все, решила уехать к сестре в Бостон.
Бланка в это время была в горах, в Сьерре. Перед тем она как раз окончила католический колледж и готовилась поступать в университет. Но теперь она уже не могла жить музыкой и стихами, как прежде. Реальная жизнь разрывала поэтический флер. Жизнь грубая, острая, как камни на горных тропах.
Многие ее друзья уже уехали в Майами или готовили заграничные паспорта. Звали ее с собой. Для них было само собой разумеющимся, что они уезжают и что она тоже должна уехать. А она все не решалась сделать выбор. Мучительные мысли не давали покоя: «Почему я должна уезжать? Почему я вдруг должна стать человеком без родины — как разбитая шлюпка, которую подхватил океан?..» Но что же тогда делать? Она не знала. Решила остаться хотя бы ненадолго, чтобы самой все увидеть и понять... Мерильда уверена, что она связана с подпольной «Белой розой». Эти — тоже: «с нами или с ними»? Баррикады! Две стороны! Это бесчеловечно и жестоко — требовать от каждого: «или — или»! Такая ортодоксальность — причина ненависти и всех бед! Зачем заставлять ее делать выбор? Она не хочет ожесточать свое сердце, не хочет стрелять на баррикадах! Но как объяснить вот этим людям, что Куба так же дорога ей, как дорога она им? Как объяснить: раньше она думала только о себе, о своих стихах, а теперь ей близка ее новая работа? И мил этот старик редактор Варрон. И волнует каждое событие, происходящее в ее стране... И хочет она просто...
Мысли ее прервал голос шофера:
— Непонятно, как взяли вас в милисианос?
— Я заслужила это в Сьерра-Маэстре, — тихо ответила Бланка.
Рядом с подъездом радиостанции, в лоджии соседнего дома, была оборудована маленькая кофейня. Стойка ее выходила на улицу. За стеклами витрины громоздились ящички сигар, были рассыпаны цветные открытки. Тут же стоял телефон-автомат. За прилавком хозяйничала красивая мулатка лет восемнадцати. Молола кофе, протирала чашки и все время внимательно наблюдала за Мануэлем. «Его подружка, что ли?» — подумала Бланка.
Мулатка перегнулась через стойку и пронзительно закричала:
— Мануэль! Мануэль!
Шофер поправил автомат, сплюнул, вразвалочку подошел к прилавку:
— Чего дерешь глотку на всю Гавану?
Девушка сверкнула глазами:
— Грубиян! А ты чего любезничаешь с этой рыжей? — Она говорила нарочито громко, чтобы Бланка слышала.
— Тебе-то какая забота? — ухмыльнулся парень.
— Ах вот ты как заговорил! Тебе лишь бы новая юбка! — Девушка в сердцах так громыхнула чашками о стойку, что они чуть не слетели на тротуар.
— Дуреха, — примирительно сказал парень. — Ты же знаешь...
— Что я знаю? — Она выскользнула из-за стойки, обняла его, прижалась щекой к куртке. — Говори. Уж я тебя знаю как облупленного!
— Заверни кран, Грациэлла! — рассердился шофер. — Я не об этом! — Он высвободился из ее объятий.
— А о чем же? Меня ты уже не любишь, да?
— О, проклятие! — взревел парень, — Да дашь ты мне сказать хоть слово?
— Говори, говори, пожалуйста, — как ни в чем не бывало снова обняла его Грациэлла. — Я только и делаю, что слушаю тебя. Хотя заранее знаю все, что ты скажешь.
— О, дьявол!
— Ну говори же, говори!
Он хлопнул себя по лбу:
— Я уже забыл, что хотел сказать.
— Вот видишь! Тебе и сказать нечего — ведь я права: ты втрескался в эту новенькую рыжую, хотя непонятно, что ты в ней нашел.
— Конечно же ты права! — оттолкнул девушку шофер. — Права, права, права! Разве может быть иначе? Но пойми своей глупой башкой: плевать я хотел на эту рыжую, пусть она будет хоть зеленой!
— Тогда скажи ей об этом, а не петляй вокруг нее, как мул на веревке, — потребовала Грациэлла. — Сейчас и скажи!
— Надо будет — и скажу! Но подчиняться твоим капризам не намерен: я — мужчина!
— И еще какой! — подтвердила она. — Тогда скажи, что любишь меня.
— Люблю, люблю, люблю, черт подери!
Грациэлла еще крепче обняла шофера, дотянулась до его подбородка, поцеловала. Мануэль сердито дернул плечом, пытаясь стряхнуть ее руки. Но она обняла еще крепче, примирительно проговорила:
— Все, все, больше не буду — ты меня почти успокоил. Хочешь баккарди?
— Нельзя, — неуверенно отозвался он. — Я на посту.
— Глоток рома не повредит революции. Полезно — для бдительности. — Она достала из-под стойки начатую бутылку.
— Разве что для бдительности, — согласился он и отхлебнул из горлышка.
Из темноты выплыл толстяк. Приблизился, остановился у стойки:
— Приятного аппетита! — Хозяйски прошел в кофейню, начал осматривать газовую печь. — Горелки в порядке, красавица?
— Что это ты, приятель, так рано? — с едва прикрытой угрозой спросил шофер.
— Много работы. — Толстяк подмигнул Грациэлле. — А тебе какая забота? Налей-ка чашечку, красавица! — Выпил мелкими глотками, облизал губы. — В порядке. — Бросил монетку в телефон-автомат: — Алло! Говорит Лоренцо от Виолетты... Маэстро в моем хозяйстве пока не появлялся... Понятно. — Повесил трубку. Снова подмигнул: — Будь здорова! До встречи!
— Шляются тут всякие... — с подозрением посмотрел ему вслед Мануэль. — Чего это он приходил? Нужны ему горелки — как дождик в сафру!
— Ага, ревнуешь! — обрадовалась Грациэлла. Вздохнула: — Славный парень этот Лоренцо!
— Я тебе!.. Учти: я не любитель таких штучек!
— А я обожаю! Ладно, ладно, успокойся — кто мне еще кроме тебя нужен? С тобой хоть бы справиться... Когда придешь?
Мануэль задумался:
— Не знаю. На рассвете, как только сменюсь с поста, уезжаю.
— Надолго?
— Может, на день, может, на год. Я — солдат. — Он кивнул в сторону подъезда: — В командировку. С ней.
— С этой рыжей? — снова насторожилась мулатка. — Ох, не нравится мне эта командировка!
— Обычная командировка, — равнодушно сказал Мануэль. — Можешь быть спокойна: я с нее глаз не спущу.
— То-то и оно!..
Шофер поставил на стойку полупустую бутылку:
— Пойду на пост.
— Здесь еще есть, — встряхнула сосуд Грациэлла. — Приходи!
Бланка без обиды, даже с интересом, прислушивалась к разговору и наблюдала за ними. «Вот и все конфликты... Быстро и просто. И так откровенно, будто только они двое в целом мире. А после смены он придет к ней...» Она почувствовала щемящую боль. Как она одинока! И как все сложно в ее жизни! Много бы она отдала за такую вот простоту...
