Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара

– Ура! Мы спасены! Теперь нам с лихвой хватит доехать до заправки.

Спасательная команда радостно загудела. И Томина попыталась снова предложить Энрике плату за бензин. Джеймс как раз подошел к ней, чтобы договориться о времени возвращения, и невольно стал свидетелем ответа мексиканца:

– Денег я не возьму ни в коем случае. Был рад помочь вам.

Он развернулся и гордо понес канистру в свой пикап. Томина торжествующе воззрилась на американца:

– Вот видите! А ведь он совершенно посторонний человек!

Джеймс обезоруживающе улыбнулся. Они условились встретиться в билетном павильончике через три часа. Беловежский тем временем крупными глотками жадно поглощал воду в стремлении избавиться от привкуса бензина во рту.

– Как ты? – участливо спросила Марина.

– Нормалек! – хорохорился Саша, отпил еще глоток и провозгласил: – Не считая щедро пригубленного мной бензина, надо признать, что знакомство с городищем моей мечты Калакмулем открывается настоящим чудом.

Марина расплылась было в улыбке, но в глазах вдруг мелькнула тревога.

– Смотри. – И она кивнула в сторону припаркованного в двух шагах синего «шевроле».

– Что ж, наши преследователи уже припожаловали, – вздохнул Александр. – Но мы же их ожидали, так что выше нос и острее глаз. Будем начеку.

– К счастью, наш спаситель Энрике не на синем «шевроле», а на черном пикапе, – выплеснула вдруг Марина свои тайные сомнения.

– Я уже подумал об этом, – признался Саша. – Чудо остается чудом, а не злобными происками дуэндес.

На штурм Калакмуля выдвинулись большой компанией. Французы и канадка не отставали от русских. К ним присоединились и мексиканцы-спасители. Долго пробирались по присыпанной галькой дорожке, на которой то и дело ровными гладкими столбами вырастали тонкоствольные деревья.

– Не стоит бродить здесь с закрытыми глазами или в темноте. Столкновения с деревом не избежать, – хохотнул Винсент.

Вскоре среди джунглевой поросли стали возникать площадки с небольшими каменными постройками. Так величественный древний город постепенно приоткрывал свои тайны дерзнувшим ступить на эти земли смельчакам. Уже среди первых сооружений, лестниц и жилых комплексов были понатыканы каменные постаменты, черно-белые корявые глыбы. К ним тут же метнулся Беловежский, а за ним, словно привязанный, последовал Винс, на ходу вопрошая, что это за штуки.

– Это стелы.

Александр любовно водил пальцами по письменам, будто таким образом, на ощупь, как в книгах для слепых, ему сподручнее было разбирать высеченные иероглифы. Отвечая на невольные вопросы окружающих, Саша положил начало своей длительной лекции. Винс не отставал от него ни на шаг, ловил каждое слово. В присутствии мексиканцев разговор шел на испанском. Энрике, потрясенный первыми же иероглифами, точно видел их впервые, внимательно рассматривал стелы. Он отстал и упустил часть Сашиного рассказа, и француз охотно пересказал ему пропущенное. Казалось, Винсент учился у Александра и повторял пройденный урок.

Наконец они вынырнули на обширную площадь. Нет, площадью она значилась лишь на схеме. Сквозь густую растительность с трудом просматривались крупные сооружения. Ближайшая пирамида заманила всю интернациональную компанию наверх. Площадь исчезла. Она вся утонула в зелени. И только вдалеке две могучие пирамиды прорвали своими вершинами плотную ткань сельвы.

– Что это? – почти шепотом, задохнувшись от восторга, пролепетал Винс.

– Прямо напротив венец творения всего Калакмуля – Здание Два, а левее – одна из самых высоких пирамид – Здание Один.

– Туда! – провозгласил француз. – По порядку номеров, сначала один, потом два. Венец творения – на десерт.

По широким дорожкам походившей на тенистый парк Главной площади отряд резво продвигался к великим пирамидам городища. Мексиканцы не выдержали заданного темпа и вскоре откланялись.

– Как много стел в Калакмуле! И здесь снова стелы! – воскликнула Томина, когда они подошли к Зданию Один.

– В этом городище найдено порядка ста двадцати стел, – откликнулся Беловежский. – Как сообщали первые исследователи города в своих записях, стелы перед этой пирамидой отличались искусностью выделки. Полагают, что они творения одного мастера.

– Сейчас они представляют печальное зрелище, – грустно констатировал Винсент.

– Конечно, сколько веков они простояли открытые всем ветрам, – вступилась Клэр.

– Не совсем так, далеко не все сохраняли вертикальное положение, – возразил Александр. – Многие были обнаружены покосившимися, заваленными набок или вообще лежащими на земле. Но, безусловно, большинство было покалечено временем. Хотя некоторые прекрасно сохранились.

– Мы их увидим? – оживилась Софи.

– Здесь нет. Одна из стел, найденных прямо здесь, перед Зданием Один, хранится сейчас в Музее антропологии и истории в Мехико. Это Стела Пятьдесят Один с потрясающим изображением одного из последних значимых правителей Канульского царства, чье имя мы пока не можем нормально прочесть, но его называют Йукном-Ток-Кавиль. Кстати, бывший в числе первооткрывателей Калакмуля американский майянист Сильванус Морли поведал грустную и одновременно забавную историю об этой стеле.

– И что за история? – подстегнула Марина.

– Среди прочих памятников перед этой пирамидой объемистая стела лежала плашмя. Несмотря на порядочный опыт членов этой экспедиции по поднятию тяжелых монументов, все прежние ухищрения здесь не сработали. Почва вокруг оказалась такой рыхлой, что ни деревянные, ни каменные рычаги не давали необходимой опоры.

– Надо же, никогда не задумывался, что с этим могут быть трудности, – признался Винс. – Только теперь понимаю, что первооткрыватели не имели возможность подогнать сюда подъемные краны.

Это замечание вызвало смех и нетерпение узнать продолжение.

– Наконец при помощи сложных приспособлений, над которыми долго ломали голову, и тягловой силы всех присутствовавших стелу удалось немного приподнять над землей и даже краем глаза взглянуть на нее. Это была одна из самых великолепных стел изящной выделки с барельефом царя и неплохо сохранившимися иероглифами.

Саша замолчал, подогревая интерес слушателей к истории.

Те топтались возле изувеченных веками и грабителями каменных обломков, пытаясь вообразить то великое произведение майяского искусства, о котором шла речь.

– Разглядывать приподнятую тяжелую стелу было опасно, – продолжил Александр, – и все терпеливо ожидали, когда монумент выпрямится и предстанет во всей красе. И вот она восстала, опираясь на прочный штырь, не позволявший ей опрокинуться. Все с облегчением бросили веревки, разминали оттянутые, затекшие руки и утирали пот. – Беловежский опять сделал паузу и заговорил медленно и значительно: – Внезапно штырь пошатнулся, упал и сбил остальные деревянные колышки, контролировавшие устойчивость монумента. И стела немедленно рухнула оземь. Многочасовые усилия изобретательности, тяжкий труд под палящим солнцем, все пошло прахом. Всего мгновение и лишь искоса созерцали они замечательное изображение. И теперь оно опять распласталось, похороненное в рыхлой почве.

Огорченное молчание стало ответом на рассказ.

– Привал окончен. Теперь штурмуем Здание Один! – возвестил неутомимый Винсент.

Они стояли перед лицом великолепной пирамиды, вздымавшейся почти на пятьдесят метров. Ее называли одной из самых высоких во всей Мезоамерике. Сиротливым стражем торчал посреди крутой лестницы тонкий прямой столб одинокого деревца. Однако на склонах на разной высоте по-хозяйски, разлапив многочисленные корни, восседали другие деревья, более развесистые и уверенные в себе. Узкие и крутые ступени уводили ввысь, но несколько террас на пути к небу давали возможность сделать передышку в этом непростом восхождении.

– Так и до солнца рукой достанем, – пыхтя, смеялась Клэр.

– На такой высоте оно сожжет нас на корню, – высказала опасение Софи.

Остановившись на последней террасе, каждый по очереди издал свой возглас неожиданного облегчения: