Икста Мюррей - Золото Монтесумы
Мы по-прежнему платим за покровительство дожа. Оно стоило нам еще шестнадцати сундуков золота, пошедшего на восстановление в первоначальной красоте созданных в XII веке базилики и кафедрального собора на острове Торчелло. Даже без нашего золота эта венецианская церковь являла бы собой образец великолепного произведения искусства: в ней находятся не только спасенные мощи святого Марка, но и бронзовые изваяния четверки лошадей, когда-то украшавших дворец Нерона и символизировавших его тираническую власть; теперь же, к неописуемому восторгу венецианцев, они представляют квадригу Господа.
Антонио восторгается, глядя на квадригу, которую столько раз перемещали, каждый раз заставляя служить разным богам. Он говорит, что эти трансформации образцов искусства и самих людей сродни алхимическим превращениям.
Раньше он никогда не сравнивал подобные кражи со своим великим искусством. Думаю, он теряет веру в свои силы. Да, теперь уже он может прекратить свою работу. Мне больше не помогают ни он сам, ни его алхимия. Потому что мой призрак снова явился мне, вот сейчас, в этой самой комнате, я еще вижу его.
Лицо моей матери смертельно бледно, она сидит в ожидании на своей белой кобыле. Ступни ее в стременах вывернуты назад. Рядом стоит мой черный конь, готовый перенести меня в мир иной.
— Дорогой! — зову я несколько раз из последних сил.
Из лаборатории появляется Антонио, перепачканный золотым порошком. Он кажется мне невероятно прекрасным. Падающий в окно лунный свет превращает золотистые пятна в платиновые, делая его похожим на какого-то невиданного зверя.
Ожидающего меня призрака он не видит, да ему это и не нужно. Прочтя на моем лице печать неумолимой истины, он обессиленно падает на стул и оказывается во власти луны и черной меланхолии.
Его внешность начинает меняться.
— Я потерпел неудачу, — говорит он, точнее, я думаю, что он говорит, потому что он уже не может изъясняться человеческим языком.
Его прекрасное лицо изменяется, он становится на четвереньки, круто выгибает спину, скребет по полу когтями и воет, задрав голову к луне.
Сейчас я отложу перо, он свернется на моей постели и ляжет рядом, бок о бок со мной.
Я прошу у богов только одну эту ночь, чтобы еще немного слышать его дыхание. Если бы я могла взять хотя бы одну частицу его живого и теплого тела и спрятать ее на своей груди для утешения в ожидающем меня вечном холодном мире!
Вот я прижимаюсь сердцем к его сердцу. Я стараюсь забрать с собой память о нем. Попытаюсь запечатлеть в своей душе его любовь.
Призрак, пришедший задом наперед, ожидает меня.
Еще одна, последняя ночь.
А потом все будет кончено».
Мануэль выпрямился и с хрустом стиснул пальцы, когда я закончила читать.
Надо всеми нами довлела тяжелая печаль после прочитанного отрывка. Исключение составлял отец.
— А это многое проясняет! — хитро улыбаясь, сказал он.
— Что? Что именно?
Он бросил на стол деньги для официанта и взялся за ручку своей громадной сумки.
— Очень полезная информация! Идемте… Сейчас только… сколько там? А, пять часов. Значит собор закроют только через полчаса.
— Ну и что?
— Посмотрим, успеем ли мы.
Мануэль торопливо зашагал, распугивая стаи голубей. Мы же, утерев глаза, сконфуженно переглянулись, затем подхватили свои рюкзаки и побежали за ним. Он направлялся прямо к собору, посвященному спасенным мощам святого.
Глава 43
Мы очутились в какой-то огромной пещере, залитой красновато-золотистым светом.
Таким, во всяком случае, в первое мгновение показался мне собор, когда мы, наконец отделившись от длинной очереди, медленно продвигающейся к центральному входу в него сквозь систему металлодетекторов, прошли под четверкой сверкающих бронзой лошадей, установленных над высоким порталом: внутри все, вплоть до сводов, мерцало и переливалось красновато-золотым сиянием, словно Неопалимая купина.
Во внутреннем убранстве собора, возведенного в 828 году, а с 1094 года являющегося репозитарием мощей святого Марка, совершенно особое место занимают розовато-золотистые мозаичные панно на библейские сюжеты. Под этим волшебным небосводом бродили туристы, и я видела, как в религиозном экстазе женщины воздевали руки к золотому сиянию, подобно тому как евангелические христиане молились с закрытыми глазами и с поднятыми вверх ладонями. Ошеломленная льющимся отовсюду красновато-золотистым светом, потрясенная до глубины души, я старалась разобраться в вихре впечатлений и видений, нахлынувших на мою бедную голову. Тут были и красная попона на волке с ярко-красным брюхом, и серебристо-желтые мозаики Откровения Иоанна Богослова, и Девятый круг ада ацтеков, где, как верили мексиканцы, они могли путешествовать со своим знаменитым золотом, привязав его к спине, если бы вынесли это путешествие, то есть пока их золото не было использовано для украшения этой западноевропейской церкви, как писала София: «Мы по-прежнему платим за покровительство дожа. Оно стоило нам еще шестнадцати сундуков золота, пошедшего на восстановление в первоначальной красоте созданных в XI! веке базилики и кафедрального собора на острове Торчелло».
Меня вернул к действительности голос отца. Он быстро шагал по сияющему золотом нефу к трансепту и алтарю, быстро говоря на ходу:
— Как я уже сказал, в конце XI века мощи святого Марка были перевезены из Константинополя в эту базилику. Жители Венеции реагировали на водворение у них святых мощей бурным восторгом, выразившимся в богатом оформлении интерьера собора. Поэтому здесь столько символов апостольской веры, сколько можно было купить, точнее, украсть, часто в виде картин и языческих скульптур вроде этой квадриги, то есть группы из четырех коней, символизирующей священные элементы и времена года. После того как они оказались в христианской Европе, они были соответствующим образом канонизированы. Посмотрите вон туда: Христос восседает на радуге, поддерживаемой четырьмя ангелами, олицетворяющими четырех апостолов, но на деле это же сирены язычников. А во внешнем оформлении собора имеется скульптурная группа из порфира, изображающая четырех византийцев, превратившихся здесь в апостолов-евангелистов — в Матфея, Марка, Иоанна и Луку. И все должно было доказывать верующим христианам, что, мол, теперь мощи святого Марка, одного из четырех апостолов, действительно находятся здесь, у нас, он безмятежно будет почивать во славе до тех пор, пока не вострубит глас Божий. Это и есть тот самый «Святой с Востока», способный, по словам Антонио, привести нас к последней подсказке, если только мы не погибнем в процессе поиска — во исполнение его угрозы.
