Икста Мюррей - Золото Монтесумы
— Сиена… э-э… да… гм-м…
— Я слушаю.
— Ну, вообще-то это было нечто! Ты же читал книгу «Господь любит Могущество», где Альбертини рассказывает, как Антонио разделался со своими же…
— Господи, конечно! Каким-то взрывчатым веществом. Он сделал это по ошибке, да? Из-за тумана…
— Нет, папа, никакой ошибки не было. Мы туда ездили, в Марчиано-делла-Чьяна. И было холодно, а вовсе не тепло, как писал Альбертини про день сражения…
— Произошедшего в начале августа.
— Да. Но воздух был совершенно прозрачным и ясным. Ни тумана, ни облаков. Я считаю, что Антонио отлично видел, что он делает, то есть знал, что убивает своих же сторонников.
В черных глазах отца сверкнул огонек заинтересованности.
— Любопытно!
— Мне нужно, чтобы ты помог мне уяснить, почему он это сделал.
— Но сначала вы должны показать нам свои находки. — Мама взмахнула рукой. — Ты достаточно говорила о них по телефону, но, как известно, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Доставай их.
Марко удивленно поднял брови. Он еще не слышал о других ключах. И хотя я не слишком хорошо его знала, я была уверена, что если он найдет золото раньше нас, то захватит его себе.
— Ну, Лола? — спросил он. — Мы ждем.
— Не бойся, я за ним присмотрю, — заявила Иоланда, прищурив глаза на Марко. — Мне это по силам, тебе ли не знать!
— Хорошо.
Достав из рюкзака дневник Софии и два медальона, я положила их матери на ладонь. Тем временем Иоланда торопливо рассказывала, как мы обнаружили третий медальон в запертой витрине сокровищницы в соборе Святого Петра, опустив при этом подробности того, как мы с Эриком задохнулись и едва не погибли в подземельях Остия-Антики.
— Мы считаем, что эти буквы составляют кодовое слово, необходимое для обнаружения сокровища Антонио.
— Невероятно! — воскликнула мама. — Мануэль, ты только посмотри на эту тонкую работу по металлу! Итак, у вас имеются три буквы: L, P, U.
— L, P, U? — повторил Марко. — Не хватает одной буквы. И получится слово Lupo, по-итальянски «волк». Ведь Антонио был тем самым «Волком».
— Это очевидно, — заметила я. — Но почему-то меня это настораживает.
— Да, действительно. Знаете что, не будем торопиться, — рассудил отец, — а подумаем лучше, какое еще слово можно составить из букв L, P, U. Pulce? Нет, не подходит. Оно означает «блоха».
— А если opulenza? — предположила мама. — «Богатство» — это же синоним сокровища. И потом еще это… как его…
— Opusculum по-латыни, — пояснила я. — То есть небольшое литературное произведение. А мы знаем, что Антонио был очень образованным. И opulus, что значит «клен»… гм-м… opuncuolo — какая-то птица. Но во всех этих словах много букв.
— А может, это акроним, — вставил Марко.
— Или акростих, — сказал отец.
— Или анаграмма, — кивнула Иоланда.
— Каламбур! — воскликнула мама.
— Аббревиатура, — придумала я.
— Омоним, — снова проявил инициативу Марко.
Мама рассматривала два блестящих золотых медальона и вдруг подняла голову.
— Чего здесь не хватает?
— Что ты имеешь в виду? — спросил Мануэль.
— Чего-то не хватает, только не пойму, чего именно, — сказала она. — Какого-то специфического шума… такого, понимаешь, постоянного раздраженного ворчания, что ли…
— Ворчания?
— Ну да. Обычно в таких ситуациях всегда слышно какое-то непрерывное ворчание и бормотание…
— Ты про Эрика! — расстроившись, догадалась я.
Мама, опустив подбородок, устремила на него пронзительный взгляд.
— Ты права. Дело именно в нем. Господи милостивый! Наш Эрик молчит, ничегошеньки не говорит!
Все время, пока мы сидели за столом, Эрик, храня молчание, с угнетенным видом заключенного сосредоточенно рассматривал свой бокал, не прикасаясь к нему.
— Эй, парень, что с тобой? — спросил Мануэль.
— А? Что? — очнулся Эрик.
Мама похлопала его ладонями по лицу.
— Боже мой, что вы с ним сделали? Что случилось? Он же сам на себя не похож! У него что, была черепно-мозговая травма?
— Ну… — замялась я. Не говорить же, что вчера он убил человека. — Он просто устал…
— Эрик?! Он никогда не устает! После того как он сделал тебе предложение, он не спал три недели и непрерывно тараторил!
— Ну, тут была одна… Кстати, вы про нас что-нибудь слышали? — спросила я. — В новостях?
— Только про Дуомо… А что? Что еще случилось?
— Ну, просто…
— Произошла эта… — пробормотала Иоланда.
— Ужасная…
— Нет! — коротко и твердо бросил мне Эрик, покачав головой. Мне показалось, что он хочет сказать: «Они не должны узнать о том, что я натворил!»
— Да что же? — воскликнули родители.
— Произошла эта история…
— Несчастный случай…
— Ну, не совсем так…
Мы с Иоландой умолкли, а родители встревоженно воззрились на нас.
Марко вздохнул, достал из кармана сигарету и, взяв со стола спички, закурил.
— Да просто мы с Гомарой подрались, — пробормотал он. — Ему не по себе, потому что он слегка перестарался со мной.
— Из-за чего же вы подрались?
Марко скосил взгляд на Эрика, соображая. Синяк у него на щеке был еще довольно заметен, вокруг глаз пролегли глубокие морщины.
— Из-за Лолы, — как бы нехотя сказал он, криво усмехнувшись на Эрика сквозь дым сигареты.
— Из-за Лолы?
— Да, но стоит ли вдаваться в подробности? В конце концов, это не очень приятно.
Однако моя мамаша заметно разволновалась.
— Эрик, неужели ты сцепился с этим человеком на почве ревности?
— О Господи! — воскликнул Эрик, старательно протирая глаза ладонями.
— Именно это он и сделал, — подтвердил Марко.
— Эрик здорово его поколотил, — вставила Иоланда.
— Он налетел на меня как бешеный зверь, — красноречиво отметил Марко. — И я проиграл.
Мануэль нахмурился:
— Это правда?
— Спроси у самого Эрика, папа, — сухо ответствовала я.
Эрик перевел взгляд на меня и пожал плечами:
— А что я могу сказать? Да, я был взбешен. Но из-за любви.
— Лола, а что это с твоими глазами? Ты плачешь? — забеспокоилась мама.
— Нет, нет, что ты!
Эрик долго смотрел из-под насупленных черных бровей на залитую ослепительным светом площадь, потом поморгал, пожевал губами и залпом осушил свой бокал, скривившись так, как будто в нем был яд, а не коктейль с шампанским.
— Что ж, Хуана, естественно, мне есть о чем подумать… Ведь мы в Венеции! Томас Манн, дурная погода, загрязнение атмосферы, упадок… Серийный убийца пытается добраться до моей девушки, и я… буквально на краю пропасти и готов навеки потерять свою свободу.
