Сергей Абрамов - Опознай живого (Сборник)
— Интересно, от кого? Не секрет?
— Конечно, секрет. У меня свои источники информации. Я даже знаю, о чем вы хотите меня спросить. Спешу обрадовать. Как только завещание будет подтверждено юридически, банковские вклады Спинелли будут распределены между его преемниками. Кстати, откуда этот Монтец?
— Из Мексики.
— Почему именно он?
— Что-то связывало его с Джакомо.
— Ну, вам виднее. А что получу я?
— Монтец лично вынес товар. Это не просто богатство. Это сокровища, не имеющие цены.
— Все в мире имеет цену.
— А сколько может взять папа за роспись Сикстинской капеллы в Риме? Что стоит все лучшее в мировой живописи от Рафаэля до Гойи? Сколько вы заплатите за все бриллианты, которые известны по именам с большой буквы? А у нас таких бриллиантов сотни. Одна только выставка их соберет нам миллионы.
— Замолчите, Стон, а то я не засну.
Закусочная «Луковая подливка». Два дня спустя
— Ну вот я и нашел тебя, физик. Второй день торчу в этой дыре, благо она против твоего института. Непременно, думаю, забежит.
— Гвоздь? Зачем?
— Гвоздем я был, когда меня забивали. Теперь сам забиваю. А зачем, спрашиваешь? Не за тобой, не бойся. Тебя уже не ищут, дело прекращено.
— Тогда почему?
— Потому. Много камней вынес?
— Мы оба чемодана там бросили.
— Знаю. А в карманах?
— У Этты штук пять, да и у меня горсточка.
— Крупные?
— С лесной орех.
— Где хранишь?
— В кошельке. Вот. Все, что осталось.
— Осталось? Продал все-таки?
— Что вы! Разве их можно продать?
— А почему нет?
— Может быть, они живые.
— Что значит «живые»?
— Как всякое живое существо. Как птица, например.
— Птиц тоже продают. Особенно певчих.
— Вам не понять. Это не просто кристаллы с определенным расположением атомов. Это молекулы живой материи. Частицы особой, еще неизвестной жизни.
— Псих ты, физик, законченный, хоть и сердце у тебя справа. А где остальные камни?
— Я приложил их к письму на имя профессора Вернера.
— Кто это Вернер?
— Когда-то крупный специалист в кристаллохимии. Лучше него, пожалуй, никто не разберется в этой загадке. Проследить изменения кристаллической структуры вещества камня, определить признаки жизни, сущей или уже угасшей. Мне это не по силам.
— А кто от этого выиграет?
— Наука. Сокровищница человеческого знания.
— Что ж, это можно. Цены от этого не упадут. Жемчуг, говорят, тоже бывает живой и мертвый. Живой, когда его носят, мертвый, когда в футляре лежит, тускнеет. Узнаешь что — доложи. В любом баре спроси — мигом ко мне доставят.
ЕЩЕ «СОН» В РУКУ. БЕРНИ ЯНГ
Профессор Вернер никого не принимал. Дверь его лаборатории была всегда на запоре. На стук не открывалась, да и никто не стучал. К нему ходили только по вызову, но меня он не вызывал. Никогда. Телефона у него не было — только прямой провод, соединяющий его с директором института. Единственный человек, входящий сюда в любое время без вызова, был глухонемой Штарке, старик вахтер, принятый в институт по настоянию Вернера. Говорят, они вместе пережили заключение в гитлеровском концлагере в Штудгофе, где Штарке и лишился слуха и голоса.
Помощью Штарке я и воспользовался, чтобы связаться с Вернером. Показал глухонемому кредитки и объяснил, что и как передать. Он кивнул. Я вложил в конверт с письмом три самых крупных алмаза, заклеил его и бережно устроил на подносе рядом с завтраком, который Штарке нес в лабораторию Вернера. От двери у него был свой запасной ключ.
В письме я писал:
«Я лишен возможности встретиться с вами лично, господин профессор, и потому прибегаю к письму. Прочтите его хотя бы из любопытства. Для себя я у вас ничего не прошу и обращаюсь к вам исключительно в интересах науки. Я полный профан в науке о кристаллах, но знаю, что вы когда-то занимались кристаллофизикой и кристаллохимией и бросили их потому, что они якобы исчерпали себя и не дают возможности для смелых и оригинальных решений. Но именно эту возможность и предоставляют вам три вложенных в конверт алмаза. Они интересны не тем, что крупны и, как вы сами понимаете, очень дорого стоят. Они откроют вам кое-что новое, скажем, в кристаллооптике, если вы проследите распространение света в их кристаллах. Они не отражают и не преломляют света, они сами источают его. Оставьте их в закрытом от света сосуде, и они засветятся, как светлячки. Я лично не могу понять, откуда идет свечение, но источник его вас, несомненно, заинтересует. Обратите внимание и на то, что они чуть теплее обыкновенного камня, словно только что нагреты солнцем и сохраняют в себе солнечное тепло. А может быть, и источник тепла, как и источник света, в них самих и ставит перед исследователем оригинальнейшую загадку? Перед вами обычные мертвые камни, как будто действительно мертвые. Но исследуйте их кристаллическую структуру, проверьте, действительно ли наблюдается в ней правильное периодическое расположение атомов или других частиц. Повторяется ли это расположение бесчисленное количество раз, как в обыкновенных кристаллах, или, быть может, окажется индивидуальной позиция каждого атома? Может быть, все, что я говорю, сущая чепуха, результат невежества, незнания предмета, но что, если мы имеем дело не с мертвым кристаллом, а с живой биомолекулой, частицей какой-то особой высокоорганизованной жизни? Я рассчитываю не только на ваши знания, но и на свойства вашего ума, на феномен внезапного озарения, интуиции, импровизации, которыми вы всегда блистали в решениях поставленных перед вами проблем.
Если вы подтвердите мои догадки, я сообщу вам еще об одном открытии, которое уже сделано и подтвердить которое не составит труда.
Физик-лаборант института Берни Янг.
Прошло три дня. Я ждал и подсчитывал все варианты ответа. То, что камни вместе с письмом не были сразу же возвращены мне на том же подносе, говорило о том, что письмо Вернера заинтересовало. Три дня неизвестности также говорили о многом. При технических возможностях нашего института все исследования, вплоть до структурного анализа с помощью жесткого рентгеноизлучения, потребовали бы часы, а не дни. Вероятно, действует старый, но верный метод проб и ошибок. Что принесет он? Величайшее научное открытие или еще один вариант квадратуры круга?
На четвертый день — помню, это было воскресенье, и я забежал в институт только для того, чтобы захватить забытый накануне галстук, который я обычно снимаю во время работы, — я нашел на столе записку:
Непременно зайдите ко мне, если будете в институте. Входите без стука: дверь открыта.