Марк Гроссман - Камень-обманка
— Ну, чё, старик? — спросил Хабара, и на лбу у него вздулась синяя жилка. — Чё скажешь?
— Красные есть Иэркуцыкэ, — пожал плечами китаец. — Нельзя ходи Иэркуцыкэ.
Он достал из-за пазухи городскую газету и отдал артельщику.
Гришка долго читал верхушку страницы, шевелил в такт слогам губами и, вздохнув, вернул листок китайцу.
— М-да, хошь не хошь, а зимовать тут, — хмуро покачал он головой. — Я знал.
Дин спрятал газету, кивнул Хабаре и Дикому.
— Надо лес ходи. Леса сани ести. Моя груз таскай.
Помедлил, поправился:
— Лосадка таскай. А я — помоги.
Гришка повеселел, распорядился:
— Айдате!
Шагая за Дином, Хабара говорил ему в спину:
— Умно, старик, чё груз в сторонке оставил… Всяко бываеть…
Вскоре все вернулись в лагерь, таща за собой сани. Скачки́ были нагружены доверху и покрыты одеялами. Дин брел сзади, низко уронив голову. Дойдя до чурбана, он почти упал на него, стараясь отдышаться.
Но вот китаец поднял голову, и неясная улыбка сморщила ему лицо.
— Все холосо, — прохрипел он, моргая воспаленными глазами. — Я золото плодавай, много чиво купи…
Поднялся и стал дрожащими руками развязывать веревки.
«Вот поди ж ты, — думал Россохатский, наблюдая за тем, как старик, постепенно доставая вещи, раздает их бродягам. — Мечутся, как рыбы в половодье, а все ж — табуном…»
Дин неторопливо, часто останавливаясь и отдыхая, вручал артели вещи. В санях не было ничего лишнего, почти каждый предмет вызывал общий гул одобрения.
Больше других был доволен Дикой. Старик привез ему черный дубленый полушубок, пимы, грубошерстные варежки. Одноглазый облачился в обновки, ходил, похлопывая себя длинными руками по бедрам, хвалил китайца:
— Ловкий, скажу я вам, старикашка! Гляди-ка, что спроворил!
Хабаре Дин отдал два банчка спирта, курево, патроны, спички.
— Добро, отец, — кивнул Гришка. — За мной не пропадеть.
Покупки для Кати были упакованы в отдельный тючок, и старик передал его женщине, не раскрывая.
— Твоя — фужень[51], — сказал он добродушно, — твоя много надо. Нюйвайшань[52] надо, дуаньи[53] надо. Я все вези…
Потом повернулся к Андрею, стал набивать трубку темным, чуть отсыревшим табаком.
— И твоя есть мало-мало. Твоя спасибо говоли есть.
Он передал Россохатскому несколько аккуратно сложенных газет для курева, меховой жилет, связку коробок с патронами.
— Благодарствую, — растрогался Андрей. — Я в долгу, Дин. Не забуду.
Он быстро, даже торопливо отошел в сторону, опустил на снег боезапас и одежду, поспешно развернул газету. Она называлась «Власть труда». Пробегая глазами ее колонки об очередных задачах новой власти, будничные спокойные строки о школах, митингах и ремонте, Россохатский как-то внезапно понял, что эта власть совершенно уверена в себе, что она занята делом, которым никак невозможно заниматься, если ты не убежден в своем завтра, в его правоте.
Этот вывод почему-то не огорчил, а даже, напротив, умиротворил сотника. Ибо был нечто определенное, как земля под ногами человека, только что выбравшегося из морской пучины, куда его сбросило кораблекрушение.
Суша могла встретить стрелами дикарей или хищными воплями животных, но все же она была твердь и надежда на спасение.
Россохатский вернулся к саням, возле которых Дин теперь выкладывал на мешковину соль, сахар, муку, крупы, пилу, порох, дробь.
— Своя люди — пуфф нельзя! — заметил он как бы между делом, отдавая Дикому его долю винтовочных патронов, и глаза китайца на какое-то мгновение стали совсем как черточки, прорезанные острием ножа. — Своя люди — холосая люди.
Андрей надел под шинель меховую безрукавку, с явным удовольствием свернул огромную цигарку, закурил.
Внезапно ощутил совершенно мальчишеское желание немедля побегать на лыжах, узнать, как греет обновка. Сунул носки сапог в юксы и лёгким одношажным ходом двинулся по свежему следу китайца.
Вскоре Катя, следившая за Андреем, потеряла его из виду.
Ходьба на лыжах не была Россохатскому внове. Охота в родных борах научила Андрея ценить их. За тот месяц, что старика не было на Китое, сотник смастерил себе и Кате неуклюжие, но вполне надежные дощечки.
Двигаясь по льду реки, Россохатский добрался до излуки, где Дин, вернувшийся из похода, на время оставлял скачки.
Докуривая папиросу и ощущая во всем теле блаженную усталость, сотник внезапно увидел на снегу следы незнакомых лыж и ямки от конских копыт.
Андрей машинально стал за сосну, вынул наган из кобуры и переложил его за пазуху, чтоб согреть и приготовить к стрельбе. И только тут обнаружил, что в барабане нет ни одного патрона. Усмехаясь, вытащил оружие из-под жилета и кинул бесполезную вещь в сугроб.
Несколько минут он не двигался, вслушиваясь и вглядываясь в белую гладь реки. Вокруг по-прежнему было тихо и мертво.
Наконец решил пройти по Китою на восток. Следовало убедиться, что тот, второй, не спрятался где-нибудь поблизости, а вернулся туда, откуда пришел.
Андрей медленно направился вперед, держась санного следа. Сбоку от полозьев отчетливо виднелись две лыжни.
Впрочем, уже вскоре Россохатский нашел в мешанине конских отпечатков обратные следы и облегченно вздохнул: напарник Дина отправился на восток верхом.
Андрей развернул лыжи и поспешил в лагерь.
Возле землянок, у голых теперь саней, никого не было, кроме китайца. Заметив молодого человека, старик поднялся и метнул в подходившего настороженный взгляд. Потом спросил грубовато:
— Твоя где был?
— На Китое.
— Твоя все видел?
— Да.
Дин сухо улыбнулся.
— Хао. Много знай — мало спи. Мы ничего не знай. Пожав плечами, добавил:
— Мы далеко живи, тайга везде, стена везде — Ван-ли-чан-чэн[54]…
Он попросил офицера подождать, направился в землянку и вернулся с узлом. Развязав концы тряпки и дружелюбно подмигивая, передал Андрею плоский резиновый рукав со спиртом и дюжину соленых омулей.
— Это все — твоя, — сказал он удивленному сотнику. — Твоя мне крест давала. Много золота — крест. Это все — твоя.
Внезапно вздохнул.
— Дин — старая люди. Твоя тоже ему когда помоги.
Пройдя в землянку Кати, сотник присел у печки и несколько минут молчал. Наконец решил рассказать о следах.
Выслушав его, Кириллова усмехнулась.
— Я не слепая. Сама видела. Это человек японца, так думаю.
— Чего ж не показался нам?
— К чему глаза мозолить? Он свое дело сделал — можно домой.
