Клайв Касслер - Ночной рейд
Шо от удивления не мог двинуться с места.
— Но, сэр, если американцы найдут экземпляр договора, они могут…
— Они не могут, — резко прервал его Сарве. — Всего доброго, мистер Шо.
Сжав кулаки, Шо встал и, не произнося ни слова, покинул кабинет.
Как только щелкнула задвижка, Сарве схватил телефон и набрал номер по своей частной линии связи.
Спустя сорок минут в комнату вошел комиссар Королевской конной полиции Гарольд Финн.
Это был незаметный маленький человек в помятой одежде, того типа, который теряется в толпе или сливается с мебелью во время званого ужина. Его угольно-черные волосы были причесаны на прямой пробор и контрастировали с густыми кустистыми седыми бровями.
— Простите, что заставил вас так срочно явиться ко мне, — извинился Сарве.
— Никаких проблем, — каменным голосом ответил Финн.
Он взял стул и начал что-то лихорадочно искать в портфеле.
Сарве не терял времени напрасно.
— Каковы ваши выводы?
Финн достал очки и, держа их перед глазами, начал просматривать пару открытых папок.
— У меня материал по аутопсии и доклад о Жане Ваучере.
— Человек, который обнаружил тело Жюля Гуэррьера?
— Да, телохранитель и шофер Гуэррьера. Он обнаружил останки, когда утром пришел будить премьера. В докладе коронера говорится, что Гуэррьер умер где-то между девятью и десятью часами накануне вечером. Вскрытие не смогло установить точную причину смерти.
— Уверен, что у них были какие-то соображения.
— Разнообразные, — сказал Финн, — но ни одно из них не убеждает. Жюль Гуэррьер одной ногой был в могиле. В соответствии с заключением судебно-медицинского патологоанатома, который проводил вскрытие, у него была эмфизема, желчнокаменная болезнь, атеросклероз — это последнее заболевание, вероятно, и погубило его, — ревматоидный артрит и рак предстательной железы. — Финн взглянул, едва улыбаясь. — Чудо, что человек сумел прожить так долго с этими заболеваниями.
— Следовательно, Жюль умер естественной смертью.
— У него было много причин для этого.
— А что об этом Жане Ваучере?
Финн прочитал то, что было в докладе.
— Выходец из добропорядочной семьи. Хорошее образование. Арестов нет, ничто не указывает на причастность к делу радикалов. Женат, двое детей, девочки, замужем за честными тружениками. Гуэррьер нанял Ваучера в мае шестьдесят второго года. Насколько нам известно, он был абсолютно предан премьеру.
— Нет ли у вас причин подозревать нечестную игру?
— Откровенно говоря, нет, — ответил Финн. — Но смерть известной личности требует строгого внимания к деталям, чтобы не возникали сомнения и споры позднее. Этот случай следовало бы отнести к разряду рутинных. К сожалению, Ваучер бросил тень сомнения на расследование.
— Каким образом?
— Он клянется, что Анри Вийон навещал Гуэррьера тем вечером, о котором идет речь, и был последним человеком, который видел премьера живым.
У Сарве был вид человека, сбитого с толку.
— Это невозможно. Вийон выступал с речью на открытии центра искусств на расстоянии двести миль. Его видели тысячи людей.
— На самом деле миллионы, — сказал Финн. — Событие транслировали по национальному телевидению.
— Мог ли Ваучер убить Жюля и выдумать все эти сказки в качестве алиби?
— Не думаю. У нас нет даже намека на доказательство того, что Гуэррьер был убит по политическим мотивам. Аутопсия ясная. Ваучеру не требуется алиби.
— Но его заявление, что Вийон приходил к Гуэррьеру? Какая цель во всем этом?
— По нашим данным, она не установлена, ее нет, но его утверждение непоколебимо.
— Возможно, у него галлюцинации, — сказал Сарве.
Финн наклонился вперед в кресле.
— Он не сумасшедший, мистер Сарве. Вот в чем дело. Ваучер потребовал, чтобы ему дали сыворотку истины, ввели в гипнотическое состояние и затем тестировали на детекторе лжи. — Финн перевел дыхание. — Мы назвали это блефом, но результаты оказались убедительными, он не блефовал. Ваучер говорит правду.
Сарве уставился на него, не в силах произнести и слова.
— Мне хотелось бы, чтобы у полиции были все ответы на все вопросы, но у нас их нет, — признался Финн. — Весь дом проверили эксперты из нашей лаборатории. За одним-единственным исключением, все отпечатки пальцев, которые они сняли, принадлежали Гуэррьеру, Ваучеру, горничной и повару. К сожалению, все отпечатки на ручке двери спальни стерты.
— Вы упомянули исключение.
— Мы обнаружили странный отпечаток правого указательного пальца на звонке входной двери. Нам еще предстоит его идентифицировать.
— Это еще ничего не доказывает, — сказал Сарве. — Он может принадлежать продавцу, почтальону или даже кому-то из ваших людей, проводящих расследование.
Финн улыбнулся.
— Если это было бы именно так, компьютер в нашем отделе идентификации определил бы его за две секунды или даже менее. Нет, это кто-то из тех, кого нет в нашей картотеке.
Он сделал паузу, изучая страницу в папке.
— Довольно интересно то, что мы приблизительно установили время, когда неизвестные звонили в дверь. Секретарь Гуэррьера, миссис Молли Сабан, принесла ему тарелку куриного супа, он же болел гриппом. Пришла около восьми тридцати, нажала кнопку звонка, передала суп Ваучеру и ушла.
Она была в перчатках, поэтому следующий обнаженный палец того, кто пришел, оставил четкие отпечатки.
— Куриный суп, — сказал Сарве, — вечное лекарство от всех болезней.
— Благодаря миссис Сабан нам известно, что кто-то подходил к дому Гуэррьера где-то после восьми тридцати в тот вечер, когда он умер.
— Если мы поверим словам Ваучера, то каким образом Вийон мог быть в двух местах одновременно?
— Не представляю.
— Расследование закрыто официально?
Финн кивнул.
— Продолжение не приведет ни к какому положительному результату.
— Я хочу, чтобы вы вновь открыли его.
Единственной реакцией была вопросительно поднятая Финном одна бровь.
— Сэр?
— В конце концов, в этой истории Ваучера может что-то и оказаться, — сказал Сарве.
Он передал через стол Финну доклад Шо.
— Только что получил от английского секретного агента. Здесь предполагается связь между Анри Вийоном и известным киллером. Проверьте, есть ли что-нибудь, что могло бы подтвердить такую возможность. И нужно провести повторное вскрытие.
Вопросительно поднялась и вторая бровь Финна.
— Получение разрешения на эксгумацию может оказаться сложным делом.
