Юлия Власова - Каллиграфия
— Что с ней, сэнсэй? Она не ранена?!
— Нет, всего лишь в обмороке.
У Джейн нашелся нашатырь, а Франческо в кои-то веки перестал валять дурака и помог перенести пострадавшую в машину.
— Вот негодяй, вот мерзавец! — возмущался он, потрясая кулаками. — Если узнаю, кто это был, непременно разыщу, и уж поверьте моему слову, начисто отобъю у него охоту палить из пушки!
— Что, — уколола его Джейн, — небось, до смерти перепугался? Не отнекивайся, я видела: тебя чуть кондрашка не хватил.
— Кто такой?
Англичанка пожала плечами, сказав, что некогда так выражалась Лиза и что, дескать, это устойчивое русское сочетание.
«Охота началась», — удрученно думал Кимура, прохаживаясь в метре от машины и глядя на свои запылившиеся туфли. Он потирал царапину на виске, когда к нему присоединилась Джулия.
— Я всегда знала об истинном назначении нашей поездки, — сказала она вполголоса. — И вам незачем было скрывать… Мафия принялась за дело, не так ли?
Кристиан зажмурился, точно от стыда, и заслонил лицо рукой.
— Я должен был это предвидеть, — вздохнул он. — Сегодняшнее нападение только начало. Мы еще легко отделались.
— Судя по всему, метили именно в вас, — сказала Джулия, привставая на цыпочки, чтобы разглядеть его царапину. — Да, действительно, легко отделались. Не представляю, как бы я жила, если бы вы погибли.
Недоуменный его взгляд говорил выразительнее всяких слов.
— Просто мы настолько свыклись с вашей постоянной заботой, что ваше отсутствие, без сомнения, было бы воспринято как нечто из ряда вон выходящее, — поторопилась уточнить она.
Он заметил, как в глубине ее зрачков подрагивает слабое сияние, как пульсирует свет на переносице, и хотел было предупредить ее, но Джулия уже научилась улавливать признаки обострений и устранять их усилием воли.
— Ну, попадись мне этот тип — дух вышибу! — ершился Франческо, держась за ручку над окном, пока машина скакала по рытвинам. Вся правда была в том, что он терпеть не мог, когда его вынуждали бояться, хотя боялся он практически всего, включая пауков и медуз. Теперь же, понося неведомого врага на чем свет стоит, он с каждым ухабом всё более и более убеждался, что одолеть неумеху-снайпера для него лишь вопрос времени. А снайпер, коим был не кто-нибудь из Моррисовых мелких сошек, но сам Туоно, беспощадно корил себя за промашку, зализывая раны в зарослях рядом с утесом Вечности. Обидная, унизительная промашка! Он готов был кусать себе локти, если бы не новый план, один из бесчисленных планов, которые гроздьями зрели в его голове. На случай полнейшего провала у него всегда имелась козырная карта, Аннет, на которую, однако, не приходилось полагаться всецело. А пока перед ним стояла иная задача, начертанный огненными буквами приказ уничтожить человека-в-черном и его верную команду. Пусть перестрелка и вывела Туоно из строя, оружия он не сложит. Он будет бороться до тех пор, пока Кимура не истечет кровью. Изрыгая ругательства, Туоно будет хоть тысячу раз перевязывать пробитое пулей предплечье или пить останавливающие лихорадку снадобья, но на попятный не пойдет — такова уж его натура. Всё на свете отдаст, чтоб увидеть противника поверженным.
— Неподалеку от Превели, говорят, есть пальмовый пляж, — проронила Джейн, когда они выехали на менее бугристую дорогу. — Говорят, это единственные пальмы на всём Крите.
Никто не ответил. Утомленная переживаниями, Джулия заснула; Франческо сидел с набитым ртом, откусив непомерно большой кусок капустного пирога; Люси дышала ровно, не подавая при этом никаких других признаков жизни. Кристиан почему-то решил, что она притворяется.
Деревушка близ Превели оказалась весьма представительной, с ее чарующими видами и бесчисленными лавками. И если бы не Франческо, который настоял на экскурсии по ущелью Куралиотико, они прибыли бы в деревню гораздо раньше. Теперь же добрая половина магазинчиков позакрывалась, а оранжевый шар солнца висел над клочком такого же оранжевого моря, освещая узкую двухполосную дорогу, зажатую между высокими фундаментами построек.
— Вот мы наконец и узнаем, какова она, ночная жизнь на Крите, — многообещающе сказал Кристиан, останавливая машину на парковке. — Латиноамериканские ритмы, джаз, бесплатные коктейли…
При этих его словах Люси шевельнулась и открыла глаза.
— Приехали? — сонно спросила она.
— Ты заставила нас поволноваться, — сказал Кимура, отстегивая ремень безопасности.
— Да, мы уж было подумали… — подхватила Джулия.
— Что? Что меня пришили? Э-э-э, держи карман шире! Глядишь, еще всех вас переживу!
Рассмеявшись как-то странно, через нос, она резко открыла дверцу и выпрыгнула на залитую янтарным светом мостовую.
Свернув на боковую улочку, путешественники некоторое время шли в полутьме. С балкончиков склоняли головки тусклые цветки бархатцев и пеларгоний; примыкая к глухой стене, тянулась вверх каменная лестница; а впереди, за нечетко обозначившейся квадратной аркой, мигали разноцветные вывески да маячили силуэты. Солнце уже почти село, и из-за кровли двухэтажного белого здания лениво выплывала жемчужина луны. Очутившись в гуще веселья и праздности, Джейн немедленно прилипла к витрине безымянного бутика, досадуя на то, что он закрыт. Джулия приросла к тротуару перед виртуозом-гитаристом, а Франческо высмотрел вдалеке старинный подвесной фонарь и ринулся к нему со всех ног, чуть не сшибив какого-то почтенного грека с газетой и курительной трубкой.
Кимура ощущал себя пастухом, который вот-вот растеряет всех своих овец, и ему это не нравилось.
— Оставь, Крис. Пусть развлекутся, — примирительно сказала Люси и, взяв его под локоть, глубоко втянула ноздрями воздух. — Какая чудесная ночь! В такую ночь только гулять…
— Пройдемся, раз ты так хочешь, — скупо проговорил тот. — Однако ж следует держать наших друзей в поле зрения.
— Перестань, они ведь не маленькие! Если их вечно зажимать, загонять в рамки, они никогда не повзрослеют. Пора дать им чуть больше свободы.
— Но, — горячился Кристиан, — они не ориентируются в поселении. Коль заблудятся, кого в первую очередь обвинят?!
Ему казалось, что Люси спит и видит, как бы побыть с ним наедине, и его это коробило. Навязчивая, двуличная особа, совсем не та, какую он знал прежде. За кого она играет? Чью сторону в действительности поддерживает? Нет, волшебные лунные ночи Крита не для него — он слишком напряжен, слишком встревожен. Не человек, а выцветший черно-белый фотоснимок. Задыхающийся от чада надуманных противоречий, оглушенный грохотом беспорядочных мыслей, он как солдат в окопе, он как на войне. Внешнее спокойствие — обман. Ему предстоит битва.
