Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию
Самое большее — возникнут кое-какие затруднения при вступлении его во владение наследством. Но ввиду близости гасиенды Жаккари-Мирим от Рио-де-Жанейро эти формальности легко можно было уладить.
Наконец, управляющий покойного землевладельца имел, вероятно, самые подробные инструкции относительно будущего наследника.
Подобные соображения изложил Жюльен в ответ на известие о потере Жаком бумажника со знаменитым письмом.
Затем, поблагодарив гостеприимных жителей болотной деревушки, путешественники отправились дальше и достигли селения Барбакоас.
Дождь по-прежнему лил как из ведра.
Местность становилась все более пересеченной. Идти по ней было трудно, особенно потому, что ноги вязли и скользили по намокшей земле. И французы наняли в Барбакоасе носильщиков, или, по местному названию, каргуэро. Специальность этих каргуэро — проносить на себе путешественников через горы. Народ они, как правило, здоровый и сильный.
Каргуэро носят путешественников обыкновенно на стуле, который взваливают себе на спину. Не было еще случая, чтобы кто-то из них подскользнулся или уронил свою ношу.
Усевшись на стул, Жак завернулся в плащ и притих под страшным дождем.
На четвертый или пятый день при тех же погодных условиях путешественники прибыли в селение Сан-Пабло.
Сан-Пабло находится на высоте тринадцати тысяч метров. Дальнейшее путешествие обычно совершается на мулах.
Каргуэро получили щедрую плату и удалились, от души поблагодарив путешественников, которые пересели на мулов, с виду очень тощих, но оказавшихся на самом деле сильными и выносливыми.
Вместо носильщиков наняты были два проводника, простодушных метиса. Дорога была скверная, почти непроезжая, но, к счастью, совершенно безопасная, как и любая дорога в Западной Европе. Дурные встречи здесь были крайне редки.
Таким образом, друзья достигли долины реки Чоты, расположенной в солнечной стране.
Они находились на обширном плато, прилепившемся сбоку к откосу, на котором пышно цвело поле сахарного тростника, окруженное изгородью из алоэ.
Мехи с водою были давно уже пусты, и у путешественников не было в запасе ни одной капельки влаги.
А между тем до реки оставалось еще никак не менее трех четвертей часа пути.
Жюльену совершенно естественно пришла в голову мысль утолить жажду, пососав несколько стеблей сахарного тростника.
Он достал из ножен свой мачете, ловко сбил им несколько огромных листьев алоэ, проделав таким образом проход в гигантской изгороди, и углубился в него.
Зная по опыту, что в этих гигантских зарослях водятся змеи и всякие ядовитые гады, Жюльен постукивал по обе стороны палкой, чтобы удалить всевозможных ядовитых пауков, сколопендр и прочих хищников.
Он беспрепятственно прошел растительную стену, вышел на сахарное поле, проворно срезал несколько тростинок и наклонился, чтобы поднять их с земли.
Протянув руку к траве, он вдруг почувствовал у себя в указательном пальце такую сильную боль, что невольно вскрикнул и поспешно выбросил поднятые было тростинки, думая, что он укололся шипом алоэ.
Взглянув себе на руку, он побледнел, несмотря на все свое самообладание.
Ужас леденил в нем кровь. Волосы на голове встали дыбом.
Вокруг его пальца, вцепившись в него сжатыми челюстями, обвилась маленькая змейка размером с ручку пера. Она была странного пурпурного цвета.
Глава III
Несчастье с Жюльеном. — Неожиданная помощь. — Средство от укуса змей. — Город Ибарра. — Катастрофа 1868 года. — На экваторе. — Вулкан, извергающий миллионы рыб. — Вулкан Кайамба, соперник Чимборазо. — Несколько слов о столице Экуадора. — Единственный вид в мире. — Серьезное положение. — Чилийско-перуанская война. — Братья враги. — Воюющие флоты. — Блокада Иквикве. — Первое морское сражение.
Жак и проводник, услыхав крик Жюльена, бросились по только что проделанному проходу к изгороди.
— Коралловая змея!.. — вскричал проводник тоном, крайнего ужаса. — Это коралловая змея!.. Ах, синьор, синьор!..
— Как! — пролепетал Жак в невыразимой тревоге. — Неужели это коралловая змея?
Он насилу мог говорить. Язык не слушался его.
— Да это одна из самых ядовитых, каких я только знаю, — отвечал Жюльен, к которому тем временем уже вернулась вся его твердость. — Для укушенных ею мало надежды на спасение…
— Но ведь если так… — задыхающимся голосом произнес Жак. — Но нет, нет… Я этого не хочу…
Он не мог продолжать. Его душили рыдания.
— Да, друг, — спокойно продолжал Жюльен, — мне осталось жить не более часов четырех… Если только…
— Если только я не отсеку сейчас же палец, зараженный ядом гадины.
С этими словами он первым делом рубанул саблею змею, которая все еще висела на пальце.
Затем он бросил на землю свою ремингтоновскую винтовку, положил на приклад свой раненый палец и, замахнувшись саблей, приготовился нанести самому себе удар.
Жак закрыл глаза, с ужасом ожидая удара, который должен был искалечить его друга, и, быть может, безо всякой для него пользы…
Действительно, средство, выбранное Жюльеном для своего спасения, было поистине героическим.
Требовалась, во-первых, необыкновенная твердость, чтобы нанести самому себе удар, самого себя искалечить. Во-вторых, это средство было само по себе опасно, так как ампутация могла иметь очень дурные хирургические последствия.
Еще секунда — и удар был бы нанесен. Но случилось нечто такое, что совершенно неожиданно остановило его. Увидав, что собирается делать Жюльен, проводник вышел из оцепенения, в которое впал перед тем, и схватил Жюльена за руку в самый последний момент.
— Ты что, любезный? — спросил его Жюльен с некоторой досадой.
Ему неприятно было, что проводник задерживает его, тогда как результат операции зависел всецело от быстроты, с которою будет отсечен источник заражения.
— Не теряйте надежды, синьор, не отчаивайтесь, — отвечал метис. — Не режьте пальца. Ведь у вас другой не вырастет, — прибавил он наивно.
— На что же мне надеяться? — с горечью отозвался Жюльен.
— На излечение.
— Кто же меня вылечит и чем?
— Я вылечу.
Раненый с сомнением пожал плечами. Метис продолжал с горячностью:
— Взгляните, синьор: в пятидесяти шагах растет дерево, которое содержит отличное противоядие.
— А вдруг ты ошибаешься?
— Нет, синьор, ручаюсь головой. Да вот что: я пойду к дереву, ваш друг пусть идет следом, держа меня под прицелом своего ружья, если он сомневается во мне и боится, что я убегу. Если затем вы, приняв лекарство, все же не выздоровеете к нынешнему же вечеру и не будете в состоянии ехать дальше, то пусть ваш друг меня убьет.
