Остин Райт - Островитяния. Том первый
— Ведь было так прекрасно, правда? И я так рада этому шквалу — теперь вы знаете, чего стоит моя лодка!
Мы приближались к дому. Казалось, эти два дня мы были единственными живыми существами на земле. Но за стенами дома тоже были люди — каждый со своей жизнью.
— Я бы хотел, чтобы это не кончалось.
— Это должно было кончиться. Давайте я сама расскажу своим, как так вышло, что мы задержались на два дня, — сказала Дорна, помолчав. — Кое-кому это может не понравиться.
— Хорошо, Дорна.
Мы подошли к двери. Она впустила нас и закрылась, и все: ночь, болота, лодка — весь мир под открытым небом исчез. В полутемной зале никого не было.
Поднявшись наверх, мы пошли длинными коридорами. У двери моей комнаты Дорна остановилась.
— Моя сумка, — сказала она. — Благодарю за помощь.
— Могу я занести ее к вам?
— Теперь моя очередь.
Я отдал ей сумку.
Неожиданно она коснулась моей ладони кончиками пальцев. Потом резко развернулась — юбки взвились — и пошла дальше по коридору к своей комнате.
Увидев у себя в комнате Дорна, я был поражен, и не очень приятно, поскольку рассчитывал, что у меня будет время перевести дух и успокоиться. Когда я вошел, он ждал и, медленно подняв голову, взглянул на меня. Хотя лицо его было в тени, я не мог не заметить, как горят его глаза.
— Привет, — сказал я с улыбкой, хотя чувствовал, что он видит меня насквозь, и не мог избавиться от ощущения вины.
Отвернувшись, я начал распаковывать вещи. Возможно, когда Дорна сказала, что «кое-кому это может не понравиться», она имела в виду именно брата; но, по словам Дорна, он приехал всего за несколько часов до меня. Потом Дорн стал расспрашивать, как прошло мое путешествие на северо-запад. Переодеваясь и моясь, я подробно изложил ему все события этих дней. Обожженная солнцем кожа горела. Прошедшие два дня не столько прибавили сил, сколько довели меня до полного изнеможения; к тому же мои мысли все были только о Дорне. Что она сейчас делает? О чем думает? Моется, как и я? Тоже устала и обгорела на солнце?
Мы спустились к ужину. Файна, Марта и Дорна-старшая уже дожидались нас. Не успели мы сесть за стол, как вошла моя Дорна, в зеленом платье, с пылающими щеками, словно она долго терла их, волосы ее были снова зачесаны назад и заплетены в косу.
Наши глаза на мгновение встретились. Я быстро отвел взгляд, вновь почувствовав себя виноватым; счастливое волнение и дурные предчувствия боролись в душе. На мгновение мы вновь оказались вдвоем против остальных — против тех, кому «это может не понравиться».
Меня стали расспрашивать о моем посещении Фар-рантов. Дорна старалась отвечать на большинство вопросов сама, видимо, надеясь поддержать меня хотя бы до конца ужина. Дорна-старшая и Марта вели себя очень сдержанно. Глядя на них, я еще больше упал духом. Дорн уже слышал мой рассказ, и было невозможно затягивать и дальше описание моих приключений. Итак, я сказал, что вернулся в Доринг.
— Вчера вечером? — спросила Дорна-старшая.
— Нет, позавчера.
— А когда вы выехали?
— Вчера утром, — ответил я, чувствуя, что краснею.
— Совсем не было ветра, — вмешалась Дорна-младшая. — Проплавали два дня.
Наступило тягостное молчание.
— Лангу, наверное, пришлось нелегко, — участливо заметила Файна.
— Нет, мне очень понравилось, — сказал я неуверенно.
— Не очень, Джон, — снова прервала меня Дорна. — Ведь вы не рассчитывали на такое долгое плавание?
— Не рассчитывал, но мне понравилось.
Дорна рассмеялась, но смех ее прозвучал фальшиво.
— В это время года ветры очень непостоянны. Когда мы отплыли, стоял штиль, но мы все же двигались вперед, пока ветер не стих совсем.
— Ты обычно знаешь, как поведет себя ветер, — сказала Марта.
— Иногда и я ошибаюсь. Твой отец знает все про ветер не хуже меня, и он нас отпустил.
— Ну, он больше человек сухопутный. Вы хоть переночевали где-нибудь? У Аманов?
— Нет, — сказала моя Дорна. — Мы так и не добрались до них из-за тумана, а потом стемнело. Не понимаю, зачем надо было всю ночь рыскать по болотам.
— Я тоже не понимаю, — неожиданно вступилась Файна. — Надеюсь, у тебя все было и Ланг чувствовал себя удобно.
— У меня всегда все есть на «Болотной Утке»… Вам было удобно, Джон?
— Очень!
— Как тебе лодка? — спросил Дорн. — А помнишь ту, на которой мы плавали в Мэне?
Но пока мы сравнивали достоинства лодок, Дорна-старшая хранила упорное молчание. Совершенно очевидно, она тоже была из тех, кому «это не понравилось». Файна, похоже, не относилась к их числу. Кто же еще? Марта? Мой друг?.. Но он перевел разговор на другие темы; только сейчас я осознал, какому тяжкому испытанию подвергся, и почувствовал себя крайне неудобно. Мнение Дорна значило для меня очень много.
Впрочем, когда после ужина он, Дорна и я обсуждали наши планы, сидя в первой зале, он ни словом не обмолвился о затянувшемся плавании. Вместо этого мы заговорили о том, когда мне лучше ехать — завтра, но одному, или послезавтра.
— Я советовала Джону ехать послезавтра, — сказала Дорна брату, — чтобы он смог повидать Сомсов.
Дорн согласился; окончательное решение было принято, и я не знал, радоваться мне или печалиться. Рассудок подсказывал, что надо как можно скорее оставить Дорну; я даже побаивался ее, но было так тяжело пожертвовать даже минутой общения с нею.
— Будет завтра дождь? — спросил Дорн сестру.
— До самого вечера, и сильный.
— Ты уверена?
— Да, да… уверена.
— Так же, как насчет ветра?
— Именно так!
Она отважно встретила взгляд Дорна, но щеки ее пылали. Дорн продолжал глядеть на сестру с выражением, мне непонятным. Ее же лицо было сердитым и одновременно смущенным.
Потом она сказала, что устала и пойдет спать.
Я поднялся. Дорн продолжал сидеть.
— Мы с Джоном так замечательно провели время, — сказала Дорна и вышла, не глядя на нас.
Наступило молчание; наконец Дорн предложил пойти посидеть в библиотеке. И снова, когда я шел за ним, чувство вины мучило меня, однако Дорн, казалось, пригласил меня исключительно затем, чтобы по карте проследить мой маршрут, обговорить места моих стоянок, посоветовать, как лучше держать Фэка в городе, и обсудить сложную ситуацию, возникшую в связи с тем, что меня видели на перевале.
Огонь пылал в очаге посреди комнаты. Длинные поленья были положены так, чтобы давать больше света; когда они прогорали, их пододвигали, и пламя вновь пылало ярко. Капли дождя, падавшего в трубы, шипели на углях. Сидя на скамье рядом, Дорн прочитал мне ответ лорда Моры на письмо деда. Мора искренне заверял, что то, что я оказался на перевале вместе с Дорном, было расценено правильно и не вызвало никаких кривотолков. Разумеется, со стороны должно было показаться, будто я замешан в дела Дорна, Дона и юного незнакомца, однако сейчас это абсолютно не волновало меня; мысли мои были о другом.
