Десмонд Бэгли - Письмо Виверо
Мы продолжали продвижение, пока не стало слишком темно, чтобы видеть отчетливо, а затем нашли место для ночного отдыха. Нельзя сказать, что место оказалось особенно удобным. Мне совсем не хотелось спать на земле — здесь было слишком много ползучих тварей, поэтому мы нашли дерево, раскинувшее свои ветви не слишком высоко, и забрались наверх. Гарри выглядел крайне усталым. Он обхватил руками свою грудь, и в тусклом свете я снова увидел черную струйку крови, появившуюся в уголке его рта.
— У тебя снова кровотечение, — сказал я обеспокоенно.
Он вытер губы и ответил слабо:
— Это пустяки. Просто порезы во рту на месте сломанных зубов. — Он погрузился в молчание.
Джунгли по ночам наполнены звуками. Повсюду слышалось слабое шуршание, и от подножия дерева доносилось любопытное посапывание и похрюкивание. Затем свой концерт начали обезьяны-ревуны, и я пробудился от сна в состоянии шока, чуть не свалившись с дерева. Это были пугающие звуки, словно поблизости совершалось групповое убийство, и они заставляли нервы натянуться до предела. К счастью, ревуны достаточно безвредны, несмотря на свою шумливость, и даже они не смогли помешать мне снова погрузиться в сон.
Засыпая, я слышал, как в тумане, далекие голоса, неразборчивые, доносящиеся словно из какого-то сна.
3
На следующий день все началось сначала. Мы подкрепились остатками воды, и с внутренним содроганием я проглотил вонючие капли. К тому же я был еще и голоден, но здесь мы ничего не могли поделать. Человек может долгое время обходиться без еды, но вода ему жизненно необходима, особенно в тропиках.
— Как далеко до сенота? — спросил я.
Гарри нащупал свою карту. Все его движения были медленными, и казалось, причиняли ему боль.
— Мы находимся примерно здесь, — произнес он хрипло. — Осталась еще одна миля.
— Взбодрись, — сказал я. — Мы должны одолеть ее за три часа.
Он попытался улыбнуться, но у него вышла только слабая усмешка.
— Я буду следовать сразу за тобой, — пообещал он.
Так что мы снова отправились в путь, но скорость нашего продвижения сильно замедлилась. Мои мозоли от мачете не придавали мне дополнительных сил, и теперь приходилось делать два удара там, где раньше хватило бы и одного. И я перестал потеть, что являлось плохим признаком.
Через четыре часа мы все еще не добрались до сенота, и кустарник оставался таким же густым, как и раньше. Несмотря на то, что я шел впереди и делал всю работу, все равно я передвигался быстрее, чем Гарри, который часто останавливался отдохнуть. Казалось, все силы покинули его, и я не знал, что с ним происходит. Я остановился, чтобы дать ему возможность меня догнать, и вскоре, почти падающий от изнеможения, он появился передо мной и опустился на землю у моих ног.
Я присел рядом с ним.
— Что с тобой, Гарри?
— Я в порядке, — сказал он, пытаясь придать силы своему голосу. — Не волнуйся за меня.
— Я волнуюсь за нас обоих, — признался я. — Мы уже были должны добраться до сенота. Ты уверен, что мы идем правильным курсом?
Он достал из кармана компас.
— Да, мы идем правильно. — Он потер лицо. — Может быть, мы отклонились немного на север.
— Насколько, Гарри?
— Боже, откуда я знаю! Сенот очень маленький. Мы вполне могли пройти мимо него.
У меня появилось чувство, что мы заблудились. В вопросе ориентации я полностью положился на Гарри, но возможно, он был не в том состоянии, чтобы принимать решения. Как я понял, сенот мог уже остаться позади. Я подумал, что в будущем все решения мне предстоит принимать самому.
Я сразу же принял одно из них. Я сказал:
— Мы пройдем двести ярдов на юг, затем вернемся на курс, параллельный прежнему. — Я попробовал лезвие мачете; оно было тупое, как кочерга, и примерно так же подходило для того, чтобы что-нибудь рубить. Я поменял его на другое, которое оказалось немногим лучше, и сказал: — Пойдем, Гарри; нам нужно найти воду.
На этот раз я сам взял в руки компас и резко поменял направление. Прорубившись на сто ярдов в сторону от прежнего курса, я, к своему удивлению, вышел на открытое место, проход, идущий через кустарник, — широкую тропу. Я посмотрел на нее с недоумением и заметил, что она проложена недавно, поскольку срезы на кустах были свежими.
Я уже готов был выйти на тропу, когда услышал приближающиеся голоса, и осторожно отступил назад. Два человека прошли мимо меня на расстоянии вытянутой руки; на обоих были надеты грязные белые рубашки, такого же цвета брюки и помятые шляпы, и у обоих через плечо висели винтовки. Они говорили на испанском, и звук их голосов постепенно затихал, пока снова не установилась тишина.
Гарри приближался ко мне, и я приложил палец к губам.
— Чиклерос, — сказал я. — Должно быть, сенот где-то поблизости.
Он прислонился к дереву.
— Возможно, они нам помогут, — предположил он.
— Я не стал бы на это рассчитывать. Я еще ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь хорошо отзывался о чиклерос — Я ненадолго призадумался. — Послушай, Гарри, устраивайся здесь поудобнее, а я прослежу за теми двумя парнями. Мне хотелось бы узнать о них немного побольше, прежде чем раскрывать себя.
Он дал себе соскользнуть вдоль ствола дерева и принял сидячее положение.
— Со мной все в порядке, — сказал он устало. — Я смогу идти, если буду почаще отдыхать.
Так что я оставил его и ступил на тропу. Боже мой, какое это облегчение снова получить возможность передвигаться свободно! Я шел быстро до тех пор, пока впереди не замелькала белая рубашка последнего чиклеро, а затем снизил скорость и поддерживал безопасную дистанцию. Пройдя примерно четверть мили, я почуял запах дыма и услышал громкие голоса, поэтому свернул с тропы и обнаружил, что лес здесь заметно поредел, и я могу легко пробираться через него, не используя мачете.
Затем сквозь деревья я увидел солнечные блики, играющие на поверхности воды, и ни один араб, обнаруживший в пустыне оазис, не радовался сильнее меня. Но я продолжал сохранять осторожность и не бросился сломя голову к прогалине возле сенота; напротив, я подкрался к нему, прячась за стволами деревьев, чтобы предварительно оценить ситуацию.
Оказалось, что я поступил правильно, поскольку около двадцати человек устроили привал вокруг желто-голубой палатки, выглядевшей здесь крайне неуместно и более подходящей для английского стриженного газона. Напротив палатки на раскладном стуле расположился Джек Гатт, занятый тем, что смешивал себе выпить. Он осторожно отмерил точное количество виски, а затем добавил в стакан содовой воды из сифона. При виде такого зрелища мое горло судорожно сжалось.
