Вячеслав Демченко - Обреченный мост
— Ну, вот и проследят наши испанские соратники, приближённые к драгоценному телу, чтобы мы его в горячке захвата не попортили, — согласно кивнул Войткевич. — Кроме того… — будто припомнил он. — Подполье!
— Что, подполье? — обернулся в его сторону Тихомиров.
— Он имеет в виду контакт с керченским подпольем, который они там, походя, завели, — пояснил майор Высотин.
— На местное подполье мы можем рассчитывать во всех планах кроме боевого. Некому там воевать: старики да детишки, непризывные все. А вы, Саша, о чём задумались? — вдруг обратил Давид Бероевич внимание на Новика, до сих пор отрешённо молчавшего.
— А он, товарищ полковник, — кивнул на своего товарища и непосредственного командира Яков, — как всегда, не участвует в заоблачных воспарениях, а уже думает: как бы практичнее из них на грешную землю грохнуться.
— Вот именно, — коротко согласился капитан Новик, хоть и покосился на Войткевича довольно скептически. — Как выбрасываться будем? Немцы в предчувствии десанта на взводе.
— А мы и не будем никуда бросаться, — с нарочитой легкомысленностью отмахнулся Войткевич. — Я так, например, как настоящий морской волк, предпочитаю не отбивать задницу о грешную землю, а всплыть в набежавшей волне.
— Ну-ка, давай по-человечески говори, — не слишком искренне раздражаясь, оборвал одессита Давид Бероевич. Знал уже: не дай тому вовремя острастку, так в такие эмпиреи уйдёт…
— Ну, вот смотрите, — с готовностью придвинулся Яков к столу.
Так-то он всегда держался поодаль, ссылаясь на «столобоязнь» — как он называл своё неприятие всяких и всякого рода «присутствий», что было тем более странно, что во времена оны сам был ни много ни мало, — директором комбината.
— Как наши испанские товарищи попали к немцу, с таким исключительным попаданием в десятку?
Давид Бероевич с сомнением покачал головой.
— Едва ли тебе так захочется, лейтенант. Немцы как бы спасли их в последнюю секунду от «окончательного» расстрела партизанами как предателей и перебежчиков.
— Вот-вот, — странно обрадовался Яков Осипович. — А мы чем хуже?
Берег Керченского пролива. Мыс и посёлок Еникале
Нельзя сказать, чтобы это так уж удивило начальника береговой охраны дистанции Еникале-Фонарь. Случалось и раньше, не впервой. Но накануне советского десанта, должного произойти буквально со дня на день?.. В эти дни русские просто обязаны были следить за тем, чтобы у них не случилось утечки информации, но она всё-таки случалась.
К капитан-лейтенанту береговой артиллерии Адамчику приводили русских солдат и даже, бывало, офицеров, бежавших с той стороны. Кто-то приплывал на рыбацких лодчонках, кто-то на самодельных плотах. Трудно сказать, что двигало перебежчиками очевидно побеждающей стороны; скорее всего, предощущение грандиозной бойни, в которую превратится ещё один десант, ещё одна битва за Крым. А умирать-то не хочется даже… и, пожалуй, особенно — в предощущении конца войны, пусть даже и победоносного для СССР. Лучше его пересидеть где-нибудь, пусть даже в плену, чем победоносно подохнуть в ледяных водах пролива. Местные жители как этой, так и той стороны могли многое рассказать о том, как проходил десант такой же зимой, но 41-го года, когда ледяная шуга пролива была сплошь укрыта чёрными бескозырками…
Должно быть, так или где-то так рассуждали эти двое, стоявшие перед капитан-лейтенантом Адамчиком в мокрых шинелях без ремней и с поднятыми руками.
Точно так же, как час назад. Когда так же точно, дрожа от холода и с поднятыми руками, они, точно призраки, вышли из промозглого тумана над морем. Прямо на узкий заиленный пляж под отрогами 5/613-й батареи в районе мыса Фонарь.
Лодка, на которой они якобы приплыли, торчала чёрным осмолённым носом, затопленная с кормы, так что подтверждала она их слова не особенно. По крайней мере гефрайтер береговой обороны Ресслер, подтянувший её багром, скептически покачал головой:
— Да на этой посудине, герр лейтенант, ещё сам дедушка Ной рыбачил в лужах Великого потопа! — кажется, он был когда-то учеником католической школы.
Теперь следовало разобраться: действительно ли это дезертиры Красной армии или её разведчики? Но это уже не его, капитан-лейтенанта Эдуарда Адамчика, прерогатива. Это уж пускай тайная полевая полиция разбирается или отдел 1С, армейская контрразведка, кому там и в каком порядке положено.
Капитан-лейтенант покачался на ветхом, но удивительно терпеливом венском стуле, найденном тут же, наверху, в рыбачьем домишке, накрывавшем блиндаж НП — единственном его украшении, и встал, чтобы сверить фотографии красноармейских книжек с оригиналами.
Схожести, конечно, было немного. Ещё бы, на крошечных фото — браво ошарашенные физиономии потомственного пушечного мяса первой призывной свежести. А тут, сейчас, в натуре — это же мясо уже и протухло, и посинело от многочисленных прожарок и заморозки. Всё-таки четвёртый год адской военной кухни скоро грянет.
Но сходство всё-таки есть. Вот этот вот, если б не молдавское имечко «рядовой Дину Брэтиану», то вряд ли бы когда решился к немцам сбежать — вылитый еврей, тут уж никакой фотографией не растиражируешь. А вот этот… «аристократ» — как назвал про себя капитан-лейтенант, — сержант «Валентин Одоевский»…
Керчь, ул. Сталина. Полевая комендатура «FK 676 Kertsch»
Ещё дольше и с ещё большим недоверием всматривался в карточки красноармейских книжек и в лица перебежчиков полицай-комиссар Керчи оберстлейтнант Эрих Мёльде. Хоть синюшные поначалу лица «утопленников» теперь оттаяли от жарко натопленной голландки и на фотографии походили ещё больше, но у полицай-комиссара были свои основания к недоверию.
Впрочем, насколько можно считать основанием невнятное, с одной стороны, но и неотвязное — с другой, чувство: «Где-то я эти рожи уже видел…»
Хмуро поглядывал оберстлейтнант по-пиратски одиноким глазом на перебежчиков. Другой его глаз был залеплен чёрным кружком повязки — с недавних пор вошедшее в моду украшение в III Рейхе. Слишком уж много окривело носителей чёрных мундиров и чёрных плащей, а с ними такой пиратский аксессуар весьма гармонировал, как раз под чёрный лакированный козырёк. Из-под козырька вихрилась белобрысая чёлка и чёрный глухой «монокль», в котором отражалась парочка военнопленных в покоробленных рыжих шинелях. И сколь ни были верноподданные их морды…
«Нет, в каких-то компрометирующих обстоятельствах видел я этих… Брэтиану и Одоевского», — бросил потёртые краснокожие книжицы на бюрократический стол Эрих. И поэтому не стал торопиться отправлять военнопленных на проверку в отдел 1С 17-й армии.