Елена Негва - Меняя завтрашний день
В этот вечер Сигурд впервые занял место своего отца, показав воинам на обозрение отцовский меч, который перешёл к сыну после смерти Харальда. В доме царило странное оживление, и Вика поначалу не могла понять — рады или опечалены викинги смертью хозяина — так разительно отличались поминки почившего ярла от традиционных современных похорон, где родственники в чёрных одеждах оплакивают усопшего.
Вика во все глаза смотрела на Исгерд, которая безучастно наблюдала за пирующими, сидя у стола с перекошенным лицом, словно каменная статуя. После пира, Адальбьёрг вместе с мужем покинула родные земли, переселившись западнее побережья к родственникам Бьёрна.
После смерти Харальдхейма, дом словно опустел. Маленького Олава Исгерд отправила к Борольфу — старому другу Харальда, не желая слушать уговоров Снёлауг, Вики, Кольгримы и других женщин дома о том, чтобы мальчик до двенадцати лет оставался дома. Понемногу жестокость Исгерд начинала проявляться всё чаще и хозяйка дома могла даже прикрикнуть на рабов, если они чего-то не понимали или слишком медленно, с её точки зрения, выполняли работу.
Сигурд в основном пропадал где-то в горах, забрав несколько людей из своей дружины и не забыв попросить покровительства Улла и Скади — землю уже засыпало снегом и мужчины стали уходить охотиться на медведей, диких кабанов и лосей, порою не появляясь дома в течение многих недель.
Остальные мужчины, оставшиеся дожидаться своего предводителя в Харальдхейме тоже даром времени не теряли: они занимались починкой своих инструментов и оружия. Мальчиков, а также бывших рабов, ныне свободных людей, они взялись учить стрелять из лука, используя знаменитые луки из Хедебю — с загнутыми концами, показывая, как натягивать тетиву и правильно накладывать стрелу. На импровизированной площадке мужчины рубились на мечах, боролись, жонглировали ножами, полагая, что все эти навыки пригодятся им, когда они пойдут на войну. Закалённые в боях воины частенько бросали друг другу вызов — взобраться на отвесную скалу или спрыгнуть с утёса в море, таким образом, поддерживая свою натренированность и способность вести бой. В свободное время, как заметила Вика, вместе с остальными домочадцами иногда наблюдая за воинами, мужчины играли в мяч, называя эту игру «knattleikr».
С приходом зимы овец и коз начали выпускать на улицу, чтобы они находили траву под снегом, коровы же всю зиму должны были проводить в хлеву и рабыни по очереди ходили кормить их. В доме из различных шкур шили тёплую одежду, обувь и постельные покрывала, и в эти долгие зимние вечера Вика узнавала много нового о верованиях викингов, их обычаях и преданиях.
Во время этих вечеров Исгерд сидела молча у стены, занятая вышивкой. Пригля-девшись поближе, Вика замечала, что хозяйка дома вышивала на тканях изображения драконов и змей, которые причудливо сплетались между собой, обнажая острые клыки в раскрытой пасти. Иногда вдова принималась что-то бормотать, и лицо её искажалось злобой, когда её взгляд останавливался на входной двери, словно ожидая прибытия своего злейшего врага.
В один из зимних вечеров, когда Сигурд и его люди вернулись, отдав женщинам шкуры убитых зверей, хозяин дома велел Вике приготовить для него лохань с горячей водой. Девушка с помощью двух рабов натаскала воды, которую потом подогрели на огне и наполнили горячей водой огромную лохань, стоящую в дальней комнате.
Оставшись наедине с Сигурдом, девушка не знала, как себя вести дальше. С момента приезда в Норвегию, викинг редко заговаривал с ней, отделываясь долгими взглядами в сторону девушки, и его взгляд находил отклик в душе Виктории: сердце начинало чаще биться и девушка опускала голову, смущаясь.
— Я знаю, что ты уже вполне освоилась, девушка, — медленно проговорил он, снимая меховой плащ и укладывая его на деревянную скамью у стены.
Вика кивнула головой, продолжая стоять неподвижно, наблюдая из полуопущенных ресниц за его движениями. Пламя очага тёплым золотистым сиянием освещало маленькую комнатку, холодный пол которой был застелен соломой, наполняя помещение теплом и уютом. Сигурд устало сидел на скамье, расшнуровывая высокие сапоги, его лицо скрывали длинные пряди волос, большая часть которых веером рассыпалась по широкой спине.
— Ты всё так же со мной не разговариваешь, Виктория? — он поднял голову и улыбнулся. — Я думал, что освоив наш язык, мы теперь сможем вполне спокойно общаться с тобой. Странное же дело получается: весной мы с тобой встретились, а до сих пор не перемолвились ни словечком.
— У вас просто не было такой возможности, Сигурд ярл, — с почтением отозвалась Вика и отвернулась в тот момент, когда викинг начал снимать последние детали одежды. Она слышала, как глухо звякнул об пол тяжёлый металлический пояс, как мягко упали меховые сапоги викинга, которые он одним движение отбросил к стене. Наконец, полностью раздевшись, Сигурд погрузился по плечи в воду, приказав девушке повернуться к нему лицом и взяться за мыло.
В тот момент, когда девушка нерешительно прикоснулась намыленной тряпкой к руке викинга, в комнату неслышно вошла Исгерд и замерла за спиной девушки, поглощённой своими переживаниями.
Почувствовав холодный ветерок, ворвавшийся в помещение, Вика резко повернулась, встретившись глазами с холодным бесстрастным взглядом хозяйки дома.
— Выйди, — коротко бросила Исгерд и чуть отошла в сторону, освобождая дорогу.
— Мать, это моя рабыня, — напомнил ей Сигурд и схватил было ушедшую девушку мокрой рукой за рукав платья. — А я теперь хозяин дома и только я распоряжаюсь рабами Харальдхейма.
— Если бы отец не умер, — жёстко отозвалась Исгерд, — то это было бы совсем не так. Я не желаю обсуждать вопросы при рабыне!
— Мы все — одна семья! Здесь нет секретов друг от друга! Что ты хотела обсудить наедине со мной?
— То, что не обсуждается при посторонних. У меня ещё остались права в этом доме, сын и я желаю говорить с тобой наедине.
— Хорошо, — твёрдо сказал он, и, смягчившись, обратился к Вике, — ступай, девушка. У нас ещё будет с тобой время поговорить.
Оставшись одни, мать и сын долгое время смотрели друг другу в глаза — взгляд Сигурда выражал одновременно и твёрдость и нежность, а в глазах Исгерд читались отчуждение и злость. Неровное пламя огня рисовало причудливые тени вокруг них, от остывающей воды в лохани медленно поднимался пар, лёгким облачком ускользая из комнаты. Исгерд присела на край скамьи, негромко звякнув ключами у серебряного пояса.
— Так что ты хотела обсудить? — Сигурд принялся энергично намыливаться.
— Я не хочу больше оставаться в этом доме, сын.
