Елена Негва - Меняя завтрашний день
На первом месте среди продуктов питания стояли мясо, молоко, масло и различная рыба, которую приносили рабы, отправляющиеся рыбачить у подножия скал. Приготовленную на огне пищу ели ложками, ножами и пальцами, запивая её большим количеством пива, сваренного из зёрен. После окончания трапезы рабы должны были разобрать и унести столы, в то время как домочадцы продолжали сидеть у очага, занимаясь домашней работой и коротая вечера в беседах.
Помимо всего прочего, в обязанности женщин и девушек входил также уход за окружавшим дом лугом с пышной травой, окружённым невысокими стенами из камня, чтобы не допустить туда животных. Чуть выше дома, вдоль линии леса простирались распаханные поля для зерновых.
В свободное время, которое было редкостью, девушка полюбила играть с маленьким Олавом — сводным братом Сигурда, Адальбьёрг и Снёлауг. Мальчику было на вид около шести лет и это был тихий и серьёзный ребёнок, который любил играть в большом зале, в то время как другие мальчишки помогали своим родителям на полях или же играли на улице, пуская маленькие деревянные кораблики по реке или вели воображаемые войны друг с другом на деревянных мечах и с щитами, сплетёнными из прутьев. Из-за своего спокойного и тихого характера другие дети презирали Олава, всячески оскорбляя и унижая его, дразня его слабаком, плаксой и жевателем углей, и мальчик, окончательно замкнувшись, старался держаться поближе к залу и кухне, где всегда были женщины, любившие приласкать его или даже поиграть с ним. От Кольгримы Вика узнала, что мальчика собираются отдать в другой дом, который находился дальше и выше побережья, в качестве приёмного сына, тем самым скрепляя между двумя семьями узы почётной дружбы.
Как-то утром Вика зашла в пристройку к усадьбе, где располагалось стойло, и увидела Олава, сосредоточенно расчёсывающего чёрно-белую длинную гриву пони с короткими сильными ногами. В Харальдхейме, равно как и в других домах по всей Норвегии, врождённый уверенный шаг пони, сила, выносливость и отменное здоровье делали его незаменимым помощником для работы в поле и девушка часто наблюдала за их работой, когда на рассвете люди уходили за холмы, чтобы обрабатывать свои участки.
Вика поставила ведро с речной водой на земляной пол и поприветствовала мальчика:
— Доброе утро, Олав.
— Виктория, — мальчик кивнул, не переставая работать костяным гребнем.
— Как зовут твоего конька? — поинтересовалась девушка, подойдя поближе к мальчику.
— Никак, — грустно отозвался Олав. — А разве у всякого коня должно быть имя? У восьминогого коня Одина есть имя — Слейпнир, но то великий конь, а у этого до сих пор нет имени, — мальчик вздохнул. — Он ещё маленький и ничем не прославился.
— Конечно, не все дают клички лошадям, — Вика улыбнулась, — но я подумала, что если тебе нравится эта лошадка, то ты должен дать ей имя. Это твой конь?
— Нет ещё, — Олав опустил голову, — но я бы хотел, чтобы его подарили мне.
— Ну, значит, пока мы можем его назвать сейчас. А как?
Олав печально покачал головой, словно стыдился собственного невежества.
— Может, Йоар или Ярп? — после минутного раздумья спросил он. — Хотя лучше будет назвать его Ярпом, а потом — переименовать! — в итоге решил ребёнок, погладив пони по коричневато-рыжей спине.
— Думаю, Ярп — самое подходящее, раз ты так считаешь, Олав, — согласилась Вика и была вознаграждена благодарной улыбкой.
— Я скоро уеду, — доверительно сказал он Вике, — и когда-нибудь я тоже стану настоящим воином, чтобы отец мной гордился, и я смог бы сражаться вместе с ним.
Олав, покраснев, поспешно опустил глаза, словно боясь, что сказал слишком много о своих сокровенных желаниях практически незнакомому человеку, рабыне. Вика легонько потрепала его по светловолосой голове, помня о том, как несладко приходится мальчику среди остальных детей, которые не упускают случая подразнить его.
— А отец знает о твоём желании?
— Нет, но он всегда был уверен, что я поступлю именно так и я выполню его волю, — с этими словами Олав развернулся и выбежал из помещения.
Тем же вечером, Вика попыталась примирить детей с Олавом, собрав их всех вместе в большом зале Харальдхейма, где рассказывала им сказки, стараясь максимально точно перевести слова родного языка на древненорвежский, и, напоследок, изрядно позабавив детей рассказом про четырёх бабочек:
— Была весна: ярко светило солнце и на лугу расцвело множество цветов. Над ними летали четыре бабочки: красная, белая, жёлтая и чёрная. Вдруг прилетела большая птица. Увидела она бабочек и захотела их съесть. Испугались бабочки и сели на цветы. Белая бабочка села на ромашку. Красная бабочка — на мак. Жёлтая — на одуванчик, а чёрная села на сучок дерева. Летала птица, летала, но не увидела бабочек.
Дети, росшие на сагах и волшебных историях про героев и мифических животных, встретили её истории восторженно, и долго не желали расходиться, засыпая девушку градом вопросов, на которые она терпеливо отвечала. Некоторые дети, не желая рано отправляться спать, принялись делать войлочные шарики, размачивая шерсть в деревянной чаше с мыльной водой, формируя получавшиеся комочки в фигурки животных. Олав, не принимавший участия в детских занятиях, лишь робко улыбался, не произнеся ни звука просидев возле девушки весь вечер, и Вика замечала подчёркнутое игнорирование со стороны детей к мальчику, однако, она не желала сдаваться и пообещала себе, что таких вечеров будет больше. И позже, когда она уже лежала на своём тюфяке, застеленном волчьими шкурами, перебирая в памяти события минувшего вечера, вдыхая свежий тёплый летний воздух, проникающий в усадьбу сквозь отверстие в крыше дома, Вика улыбнулась, радуясь тому, что теперь у неё появилась возможность отвлечься и помочь Олаву обрести друзей, помочь ему побороть неуверенность в себе.
В конце лета заготовляли сено, траву скашивали даже с самого ничтожного клочка земли, наступало время жатвы. Осенью стада сгоняли домой и начинали готовиться к наступающей зиме.
За пять месяцев Вика поправилась, похорошела, её округлые щёки часто заливал румянец, выдавая отменное здоровье. От былой худобы девушки не осталось и следа, однако, она не могла увидеть своё отражение, поскольку в доме не было зеркал.
В начале октября драккары Сигурда причалили к родным землям и привезли с со-бой плохие вести — в бою был смертельно ранен, а затем скончался Харальд ярл, впоследствии похороненный по местному обычаю.
Сигурд помнил этот пасмурный день, когда даже воздух был пропитан чёрным дымом от пожарищ и горящих факелов людей его отца. Когда дружинники принесли положенные богатства на погребальный костёр, Сигурд произнёс: «Идите же к Харальду ярлу, проститесь, дружинники и возложите златодарителя на ложе пламени, а с ним и сокровища — не частью, но полностью, и пусть ему покровительствует Один, когда Харальд ярл, павший в битве, прибудет в Вальгаллу с тем добром, которое было с ним на костре».
