Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон
Неожиданно мертвую тишину разорвали хлопающие звуки, словно кто-то подлетал ко мне на больших крыльях.
«Смерть летит на своих крыльях», — уверенно и спокойно, с безразличием подумал я. Она привиделась мне скелетом, одетым в широкие черные одежды, с огромными вороного цвета крыльями. Их движения были неторопливыми, словно Смерть знала, что торопиться ей незачем, да и не к лицу. Она приближалась ко мне, я уже мог различить череп, обтянутый мертвецки бледной кожей, почти белой. Большие черные глаза, лишенные зрачков, блестели вороненой сталью. Лицо этого демона ничего не выражало, кроме равнодушия. Длинный и узкий рот был плотно сжат и не имел никаких намеков на улыбку. Очень некрасивая дама…
«Страшненькая», — подумал я.
И не удивился, когда заметил в руках мрачной гостьи, которая приходит только раз, и то в конце жизни, длинную и широкую косу. Хлопая черными крыльями, Смерть, словно так и не прилетевший вертолет спасателей, зависла над, стоящем на мосту, человечком, одиноким и беззащитным.
НАДО МНОЮ!
«Вот и настал мой черед… Обидно, что умираю вот так, сидя на горшке. Надеюсь, это будет не больно! Может быть, стоит закрыть глаза?»
Я смотрел на Смерть, а она смотрела на меня. Но наши взгляды были совершенно не похожи. Если я смотрел исподлобья, вжав голову в плечи и стараясь не встретиться с ее холодящим душу взглядом, то Смерть, наоборот, равнодушно, но пристально разглядывала меня.
Закрыв глаза, я представил, как она сейчас размахнется и в один момент отсечет мне голову. Но время шло, а ничего не происходило. Вдруг крылья захлопали еще сильнее, и звук этот стал отдаляться от меня. Я открыл глаза. Смерти не было. Она ушла.
«Заберет на обратном пути, — почему-то подумал я, — решила меня помучить, как смертника, постоянно ожидающего исполнения приговора. Сволочь!»
Время шло, но вокруг ничего не менялось, словно время остановилось или замерзло. Безмолвие, мрак и состояние полного покоя. Подсознанием я понимал, что уже не нахожусь в том мире, в котором прожил тридцать лет. Обидно, если вместо прежней насыщенной цветами и звуками действительности придет другая — мрачная, холодная и безмолвная реальность… Умереть — не встать!
Вдруг сквозь мрак и холод прорвались странные звуки. Гул и, кажется, выстрелы. Потом послышались голоса, которые были все ближе и ближе. Но напрасно я озирался, вокруг меня никого не было… Никого…
«Наверное, это души таких же грешников, как и я… Или призраки!»
Когда голоса раздались совсем близко, почти над ухом, мне стало не по себе. Меня видят, а я — нет. Так нечестно, хотел я закричать, но от страха так и не закричал. Из моих уст смогло вырваться нечто нечленораздельное: «А-а!!!» И тут рядом со мною раздался грохот и треск, как если бы в этот мир темноты и безмолвия, попало пушечное ядро.
Я понял, рядом со мною происходит что-то жизненно важное, и мне нужно вырваться из черного и холодного мира, вернуться обратно, назад, туда, где легко и тепло. Я было дернулся, захотел встать и закричать во все горло, но у меня получилось только слегка пошевелиться. Но мрак не отпускал меня. Я не мог пошевелить ни руками, ни ногами, словно был спеленован.
Кто-то подсказывал мне знакомым сварливым голосом:
«Ну что же ты молчишь? Кричи! Кричи громче! Громче кричи!»
— Помогите, помогите, — прошептал я.
Мои губы и челюсти почти не слушались меня, никак не желая открываться. Но и этого шепота оказалось достаточно, чтобы откуда-то появилась сильная рука и вырвала меня, как рыбу из воды, из мрачного измерения Смерти.
Вокруг меня стало светло, но кто-то продолжал меня трясти. Я чувствовал себя мягкой игрушкой, у которой руки и ноги, то вздымаются вверх, то безвольно падают вниз. Мне хотелось крикнуть тому, кто так тряс меня, чтобы прекратил, но вырвалось лишь:
— Больно…
— Жив! Жив, курилка! — сказал незнакомый, но довольный голос.
И тут послышались удивленные возгласы и, что самое приятное, смех. Смех людей наконец-то нашедших меня.
Я с трудом разлепил веки и увидел огромного человека, стоящего у входа в маленький туалет самолета, на протяжении двенадцати дней бывшего моим домом. Его бородатое и скуластое лицо светилось радостью и удивлением, а за ним толпились другие люди. Их было много! Бородач, видимо думая, что я глухой, громко закричал:
— Ну, что, летим домой?!
— Летим, — пробормотал я.
ЭПИЛОГ, ИЛИ ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ
…И я вернусь домой, со щитом или на щите,
но как можно скорей…
В.ЦойГде-то очень высоко и далеко и, по всей видимости, в другом измерении разговаривали двое, причем один был явно старым брюзгой, а другой — молодым недотепой.
— Серафим, как ты думаешь, все страшное для него уже позади?
— Уверен… Так что мы спокойно можем передохнуть, а то я порядком уже притомился. Если мы пройдем еще немного, то впереди нас поджидает весьма уютное местечко.
— Ну не спеши ты так, Серафим, очень хочется посмотреть, чем закончится эта история.
— Чем-чем… загсом, вот чем.
— Признаться, я был бы рад… Я думаю, ему пора остепениться, обзавестись семьей и не заниматься больше всякой ерундой.
— Не обманывай ни себя, ни меня. Ты прекрасно знаешь, что он, как тот волк, которого сколько не корми, все равно в лес смотрит. Его нужно посадить на хорошую цепь, с которой бы он уж точно не сорвался.
— Хотел бы я посмотреть, как у тебя это получится! — возмущением воскликнул голос, что был помоложе.
— У меня не получится, а вот у нее — вполне возможно. И самое удивительное, я буду рад, ибо она мне очень нравится.
— Кто?!
— Обещаю, что скоро узнаешь. Ну, мы еще долго тут будем торчать? Пошли уже… Пошли, я тебе говорю!
— Серафим, ну дай досмотреть… Интересно же, — упирался обладатель молодого голоса, — когда еще такое увидишь… Прямо как в кино, даже лучше.
— А я тебе говорю, пойдем, — настаивал старческий голос, в котором читалось жгучее нетерпение.
— А я тебе говорю, дай посмотреть, — упорствовал другой.
— Не выводи меня из терпения… Слышишь, не выводи!
— А я и не вывожу… Серафим, отпусти мою руку, отпусти говорю, — прорычал недовольно молодой. — Не веди себя, как маленький ребенок, которой не терпится попасть в магазин игрушек… Тебе это не к лицу.
— Ах, так! Не к лицу говоришь, ну смотри, — прошипел старый. — Я тебя предупреждал? Предупреждал! Вот и не плачь…
Раздались характерные звуки электрического разряда, правда, не очень сильного, но, судя по последовавшим крикам, все же достаточно чувствительного.
