Александр Мартынов - Работа на лето
— Толкай пятками, только легонько. А вообще держись около меня, и всё, можешь даже ничего не делать, твой просто за моим пойдёт. Готов? Поехали.
И они поехали — правда поехали, как с удивлением отметил Генка. Это было нетрудно, конь шёл плавно, плавно плыла вокруг темнота…
— Э, ты не засни только, а то придётся переломы лечить, — голос
Мачо вырвал Генку из дрёмы. — Если хочешь, разговаривай со мной.
Генка помотал головой. Он в самом деле задремал! Ничего себе…
— А Сашен где? — спросил он зачемто. Мачо указал вперёд:
— Вон едет…
Они ехали лесом, в просветах крон качались звёзды, колебалась фонарём луна, темнота уже не казалась такой непроглядной. Кони пофыркивали, туго ходили мускулы под сёдлом. Генка спросил:
— Это я с тобой в чате сидел?
— Не, — покачал тот головой, — это Нико… Колька Габышев. Он у нас за эти дела отвечает.
— А ты за встречу почётных гостей? — поинтересовался Генка. Мачо как-то странно усмехнулся:
— Ну… да. И за то, чтобы с ними ничего не случилось, и за то, что бы в гости ездили те, кто нам правда ко двору…
— Мачо, Мачо, — вдруг вспомнил Генка. — Я вроде где-то такое прозвище видел… погоди, да на моём сайте! Там стихи были так подписаны. где-то полгода назад…
— Мои, — буркнул Мачо и тут же спросил: — Понравились?
— Знаешь, я не помню, — признался Генка. И, чтобы не обижать нового знакомого, попросил: — Почитай…
… Молча бьётся на рекламе
Свет — как раненая птица.
Я живу в квартирной клетке:
Окна, стены, подоконник.
На стекле очерчен дымкой
Отпечаток от ладоней.
Капля солнца в тёплой лампе.
В фоторамке — вспышка лета.
Я хочу увидеть звёзды!
Лбом продавливаю стёкла.
Я хочу глоточек жизни.
Я хочу совсем немного…
В клетку привела дорога.
Пусть чутьчуть качнётся воздух,
Поглядит луна нестрого…
Кулаки покрепче стисни —
Сколько можно, ради бога!
Бога… Бог меня не слышит.
В этом мире я — как лишний…
Спал — подушка вся промокла.
Почему? Компьютер смотрит
Из угла холодноглазо.
Диски в ряд стоят в вертушке.
что-то отнято… мне душно…
Тишина мне давит уши.
Мне четырнадцать — и больше
Мне, наверное, не будет.
И не надо! Не желаю!
Не хочу! Пустите!.. Слезы…
Раз! Прыжок на подоконник!
Два! Стекло летит наружу!
Бросился навстречу воздух
И асфальт дворовый в лужах…
Улетаю.
Улетаю… (1)
… Суицидальные стихи, — заметил Генка, с уважением глядя на Мачо. Он всегда уважал тех, кто умеет вот так обращаться со словами. Клир много читал — ну, во всяком случае, гораздо больше почти всех своих сверстников (хотя отец и замечал, что это нетрудно) — и умел говорить, но вот писать… — Это ты как, от себя?
— От лица поколения, — с важной иронией ответил Мачо.
— Не, вообще здорово… — признал Генка. — Но я какой судья, я могу сказать — нравитсяне нравится…
— А это и есть правильное суждение.
На это Генка не нашёл, что ответить, если честно, но подумал, что Мачо не такой, каким кажется. Тощий пацан типичной внешности в стандартной одежде, а говорит, как взрослый… И стихи пишет. Поэтому Генка спросил:
— А у тебя родители тоже в селе работают?
— Мы с Сашкой у тётки живём, — Мачо ловко перенёс левую ногу на луку седла, оперся о неё коленом. — Родители в Чечне погибли.
— И мать? — удивился Генка. — Она тоже… ну, военная была?
— А у нас и отец военным не был, — ответил Мачо. — Мы там просто жили. Хочешь, расскажу?..
… Сам Мачо не помнил начала тех событий, потому что родился в 89 м, а уж Сашкато — вообще в 92 м году, когда Чечня стала полностью независимой. Почти не помнил Мачо и отца, работавшего на железной дороге. Мальчишке было четыре года, когда отца застрелили прямо на рабочем месте. Ни за что, просто так. А вскоре их всех выгнали из квартиры — просто пришли и велели убираться, куда глаза глядят. Мачихины переселились в подвал заброшенного завода — туда редко наведывались чеченцы. Вот тут у Мачо уже были первые воспоминания — как он попрошайничает на рынке с матерью, пинки, вкус подобранных с земли гнилых фруктов и чёрствых огрызков лепёшек… В 94 м пришли федералы…
— Надо было уходить в Россию, была возможность, — Мачо покачивался в седле, его глаза поблёскивали во мраке. — Но мама понадеялась, что всё наладится. А там вон как обернулось…
… Праздновавшие свою «победу» чичи озверели окончательно, потеряв остатки человеческого облика. Массовые молитвы сменялись подпольными пьянками, на улицах стреляли друг в друга представители враждующих племёнтейпов, из России десятками везли заложников… Мать братьев убили летом 97го у них на глазах, у входа в подвал. Просто выстрелил проходивший мимо шестнадцатилетний щенок в форме "воспитанника",обкурившийся анашой. Восьмилетний Мачо с трудом похоронил мать, засыпав её тело щебнем. Объяснить младшему брату, что произошло, он просто не мог — тот плакал и просил, чтобы мама вернулась…
— Тогда нас Роза Гелисхановна подобрала, — Мачо вздохнул. — Случайно… Она со своим детдомом как раз в её село перебиралась, пешком. В Грозном оставаться было нельзя, денег никто не выдавал, жрать было нечего, старших ребят забирали в ополчение, мозги промывали разной чушнёй — аллахакбар там… Мы уже умирали. Я помню. Шесть дней ничего не ели, я хотел идти на базар, а потом подумал — не надо, пусть так. Сашен сперва есть просил, а потом говорит, — Мачо посмотрел на маячившую впереди фигуру брата: — "А мы к мамке пойдём, когда умрём? — я говорю: — Ага, — а он и говорит: — Тогда ладно… " Как сейчас помню: сидим около стены, а мимо дети идут, и какая-то девчонка кричит: "Роза Гелисхановна, Роза Гелисхановна, русские мальчики!" Ну и они нас с собой взяли… В село, аул, то есть… Там тоже тяжело было, работали всё время, чтобы с голоду не умереть. Но местные боевиков не пускали, а к нам не то что хорошо… так, не замечали, и слава богу. У Розы Гелисхановны наши сыновей убили, двоих. Но она ни разу ни на ком из русских зла не сорвала. А чеченят, если что, даже строже остальных наказывала…
— Когда будем чич убивать, то я её найду и спасу, чтобы наши не тронули, — подал голос, не поворачиваясь, Сашен. В его голосе звучала непоколебимая уверенность, что убивать чич придётся.
— Езжай молчи, — лениво сказал Мачо. — А в 99 м опять наши пришли. Я Сашку в детдоме оставил, а сам к десантуре прибился. Типа сына полка. Вот там хорошо было… Я даже думал Сашку взять, но побоялся — вдруг случайно пристрелят, бои шли… Я сам воевал. Ну, не так чтобы, — он поправился, — но приходилось ленты подносить, патроны, в госпитале помогать… всякое такое. А в 2001 меня пулей в бедро хватило, когда я за водой ползал, мне двенадцать как раз исполнилось… Тут начальство и приказало — в Россию, от греха подальше… Хорошо ещё, Сашку помогли забрать. Ну и мы в Остроге в детдом попали… — Мачо ругнулся. — Лучше бы в Чечне оставались — хлебнули мы в нём за год…
