Александр Мартынов - Работа на лето
Стыдно признаться, но сейчас ему почти хотелось, чтобы позвонила мама. Однако мобильник в кармане джинсов помалкивал. На перроне было почти пусто, только несколько человек, да и те, похоже, встречающие. Генка знал, что его город — последний крупный населённый пункт. Тут выйдут большинство пассажиров пригородного, и поезд почти налегке покатит до узловой — два часа, подбирая и высаживая по пути на восьми или десяти разъездах редких пассажиров, которым куда-то приспичило ночью. В основном — рабочих. Если бы это был вечер пятницы — другое дело, тут сейчас кишел бы народ: студенты, старшеклассники из интернатов, короче, все, кто учится или работает в городе, а живёт в многочисленных полупустых деревнях, возвращались бы на выходные по домам…
… Сверх двадцати минут объявленных поезд опоздал ещё на пять. Как и предполагал Клир, с него сошло довольно много людей, а сели от силы трое, считая его самого. Второй вагон, в который он вошёл, вообще был пуст, даже проводника не было — наверное, они все торчали в головном. За окном сразу за городской окраиной началась тьма — состав ехал через леса, стиснувшие пути с обеих сторон. По временам из темноты наплывали редкие огни очередного разъезда, чтобы через полминуты растаять во тьме. Генка помнил, что должен выйти на шестом и считал: первый… второй… третий… За всё это время никто ни разу не то что не вошёл в вагон, но и просто не прошёл через него. Казалось, поезд идёт сам по себе и в никуда, поэтому Генка даже вздрогнул, когда на четвёртом полустанке щёлкнул замок двери в передний тамбур.
В вагон вошли двое мальчишек — настолько похожих, что Клир сразу понял — братья, старший и младший. Оба были светлорусые, с большими серыми глазами в пушистых ресницах, высокими лбами, правильным овалом лица, пухлогубыми ртами и чуть курносыми носами — прекрасное воплощение русскославянского типа, всё ещё доминирующего в России. Клир, правда, не размышлял такими категориями, потому что не очень в них разбирался — он только подумал «типичные» и продолжал смотреть на пацанов просто потому, что это было интересней, чем в окно с летящей за ним темнотой. Старший был на годдва старше самого Клира, ясно по лицу — а фигурой слабоват, высокий, но тощий. Младший — помладше где-то на год и поплотней своего брата, хотя и ниже. Оба носили одинаковые джинсовые шортаы с лохматым низом, простенькие раздрызганные кроссовки на босу ногу и майки, чёрные, застиранные. У старшего майку на груди украшала волчья голова, а на спине — надпись готикой WHITE POWER у младшего спереди красовался постер древней группы MANOWAR — викинг с английским флагом и мечом, а сзади надпись: MANOWAR LIVING ON THE WAR! Мальчишки устроились у двери на первой лавочке и о чёмто стали тихо разговаривать. Генка невольно напряг слух, но ничего услышать не мог и бросил это занятие, да и за мальчишками наблюдать бросил, пока краем глаза не заметил, что они двигаются. Он покосился на них вновь — и удивлённо замер. Старший отсел от брата через проход и они оба ловко жонглировали финскими ножами, причём каждый — двумя! Время от времени старший тихо, но отчётливо говорил: "Ап!" — и ножи прочерчивали воздух; каждый перебрасывал свою пару брату. Получалось это совершенно без напряжения, хотя вагон шатало, да и попробуйте просто хотя бы поймать брошенный вам нож!
Картина оказалась настолько захватывающей, что Генка сожалеюще вздохнул, когда мальчишки словно по команде убрали ножи куда-то в джинсы, поднялись и вышли. В тамбуре, раньше, чем закрылась дверь, младший что-то сказал, оба засмеялись — и всё. Скорей всего, они выпрыгнули на остановке.
Последний перегон оказался настолько коротким, что Генка и опомниться не успел — а уже надо было выходить. Он поспешил в тамбур. Двери были открыты, ветер врывался в них и гулял в тесном помещеньице. Темнота за дверью не была похожа на темноту за окном — эта выглядела плотной и вещественной. Из неё выплыла платформа, трёхстенная будочка с наклонной крышей из бетонной плиты, одинокий фонарь. Генка выпрыгнул на платформу ещё до остановки состава — да он и не стал останавливаться полностью, почти тут же вновь набрал скорость и ушёл в ночь. Генка смотрел вслед его хвостовым огням и чувствовал себя неуютно.
Ни на платформе, ни вокруг неё никого не было. Лес по обе стороны путей. Сбоку от платформы в него уводила тропинка, но, как Генка ни вглядывался, не различил в перспективе хотя бы одного огонька.
— Чёрт, — тихо выругался он, уже прикидывая, как и где ему пе
рекантоваться до утреннего поезда. Быстро раздёрнул молнию сумки, засунул пятнадцатизарядный «аникс» за ремень спереди, во сьмизарядный «умарекс» оставил лежать на барахле. И обернулся на лёгкие шаги.
По платформе к нему шли двое — не скрываясь и не торопясь. Под фонарём Генка узнал своих попутчиков (наверное, они соскочили с другой стороны из другого вагона) и напрягся — игры с ножами в вагоне могли обернуться другими играми здесь. Он был уверен, что успеет выстрелить, и не один раз, но стрелять ему — другое дело — не хотелось.
— Ты Клир? — спросил старший, останавливаясь в нескольких шагах и держа руки на виду. Младший остановился ещё дальше. Генка кивнул. — Я Мачо, это Сашен, мой брат. Мы от Димана.
— Ясно, — кивнул Генка. Что ему ещё было говорить? А Мачо (вот
уж не похож!)вполне дружелюбно продолжал:
— Мы бы ещё в вагоне подошли. Но хотелось точно убедиться… В сумке всё твоё? В смысле, больше вещей нет?
— Я налегке, — ответил Генка. Теперь кивнул Мачо:
— Угу… Верхом ездить умеешь?
— Нет, откуда.
— Ладно, мы неспеша… — он кивнул брату, и тот пропал в темноте.
— А что, далеко? — уточнил Генка. Мачо пожал плечами:
— Двадцать километров где-то… Тут нет дороги. Наши ездят если, то в другую сторону, на трассу. Или вообще вертушкой.
— Вертолётом? — удивился Генка. Мачо кивнул:
— У нас рыбхоз богатый. Арендуют, чтоб свежую рыбу вывозить.
А так до дороги, но там с автобусами морока. Доедем. Сейчас Сашен лошадей приведёт и поедем. К трём будем на месте… Пистолеты настоящие?
— Баллонники, откуда у меня настоящие. Но обороняться годятся.
— Ясно, — вежливо сказал Мачо. И не попросил посмотреть, хотя
Клир ожидал. Вместо этого пояснил: — Мы тебя две станции вели. А кони тут, возле рабочей будки оставлены.
Из темноты возник Сашен — он шёл бесшумно и вёл в поводу трёх рослых засёдланных коней. Мачо вспрыгнул в седло. Сашен придержал Генке стремя и, удостоверившись, что городской гость утвердился на коне, сам тоже уселся и двинул коня в темноту. Генка подрастерялся, но Мачо оказался рядом и посоветовал:
