Луи Буссенар - Французы на Северном полюсе
Каждое утро, едва продрав глаза, моряки задавали один и тот же вопрос:
— Вода закипела?
— Как там котелок?
Заболевшие молчали, им ничего не хотелось, только полежать, хотя бы до завтрака.
Дюма буквально разрывался на части, зато все успевал. Даже подать возвращавшимся с дежурства горячий кофе со спиртным. При этом широкая улыбка не сходила с его доброго лица.
Крепка матросская дружба. К больным товарищам относились сочувственно. Приносили им еду к постели и даже готовы были взять на себя их обязанности.
Но не пристало моряку нежиться в постели из-за какой-то чепухи! Подумаешь, горло заболело!
К несчастью, доктор обнаружил, что у некоторых покраснели веки и им стало больно смотреть на свет.
Уж не офтальмия ли?
И Желен велел всем выйти наружу, чтобы проверить действие света на сетчатку глаза.
Тут многие вскрикнули и закрыли глаза руками.
— Ну?
— Мне показалось, будто мозг прожгло, будто я на солнце посмотрел, и теперь у меня перед глазами синее, розовое, желтое!..
— Ладно, обойдется, — сказал врач. — Только не снимайте защитные очки!
У пяти матросов Желен нашел симптомы офтальмии и, очень встревоженный, машинально повторил:
— Очки, обязательно очки, и немедленно зака́пать в глаза капли!
Сборы в дорогу между тем шли полным ходом.
Моряки переодевались, меняли обувь, складывали палатку. Полотно, пропитавшись за ночь испарениями, на морозе задубело, и его пришлось ломать, а потом утаптывать ногами, чтобы кое-как сложить и привязать к саням.
Четвероногие, спавшие прямо на снегу, как наши — на соломе, давно проснулись, позавтракали сушеной рыбой и теперь играли, гоняясь друг за другом с веселым лаем.
Настало время отправляться в путь.
Собаки по свистку побежали к саням и встали в упряжку, ожидая сигнала.
Матросы, все в защитных очках, тоже впряглись.
Капитан внимательно осмотрел все сани, поговорил с доктором, спросил у каждого, как он себя чувствует, не нуждается ли в чем-либо, и лишь тогда пошел с обоими механиками к моторной шлюпке.
— Вперед! — раздалась команда, и маленький караван двинулся с места. Ветер намел глубокие сугробы, но лед, к счастью, оставался гладким, что давало возможность идти без особого напряжения.
Четырнадцатого апреля прошли двенадцать километров.
Морозы не ослабевали, доставляя массу неприятностей ехавшим на шлюпке.
Капитан дважды обморозился, не в лучшем состоянии были и механики.
Печка с моржовым жиром, служившим топливом, обжигала окоченевшие пальцы, но не грела.
Положение становилось критическим, и решено было, что все трое, через каждые три часа будут становиться в упряжку, чтобы разогреться, д’Амбрие — наравне с другими. Когда он будет в упряжке, на борту шлюпки его заменят Бершу или лейтенант.
Долго находиться на сильном морозе, без движения, да еще в месте, не защищенном от ветра, опасно для жизни.
Поэтому остановки старались делать как можно короче, а то и отдыхали прямо на ходу, замедлив шаг.
Пятнадцатого апреля прошли шестнадцать километров, несмотря на тридцатипятиградусный мороз. Дорога была прекрасная.
Семнадцатого Дюма подстрелил полярного зайца, который попался на пути и не успел убежать.
Полярные зайцы гораздо крупнее тех, что водятся во Франции и даже в Германии.
Зимой они совершенно белые, и на снегу почти незаметны.
У полярного зайца, видимо, плохо развиты зрение и обоняние, поэтому он убегает, лишь когда к нему подходят вплотную.
Так было и с тем, которого подстрелил кок. Зверь сидел в нескольких шагах от саней и чистил себе лапами морду.
Дюма не тронула доверчивость зайца, провансалец подстрелил его, и вскоре бедняга варился в котле вместе с мясным концентратом.
Через час еда была готова и оказалась очень вкусной.
В этот день прошли двенадцать километров.
Таким образом, с начала похода на санях экспедиция прошла около пятидесяти километров, продвинувшись почти на полградуса к северу, и оказалась в двух с половиной градусах от полюса, что составляло двести семьдесят семь километров, если идти по суше, напрямую.
ГЛАВА 6
Роковая неосторожность. — Печальные последствия. — Новая болезнь механика Фрица. — Цинга! — Страшные показания. — Беспокойство. — Офтальмия. — Энергия. — Еще одна жертва цинги. — Ник предрасположен к заболеванию. — Снова снежная буря. — Конфигурация льдов. — Значительные изменения. — Новые цепи ледяных глыб. — Угрожающий вид на горизонте.
— Фриц, друг мой, прошу тебя, не ешь снег!
— Не могу удержаться, Геник!
— Ты же слышал, что говорил доктор про цингу!
— Я понимаю, что это безумие, но во рту все горит, будто я сунул голову в топку!
— Хочешь, чтобы у тебя кровоточили десны?
— Знал бы ты, какое наслаждение проглотить снег, когда хочется пить! У кочегаров кровь давно перекипела! Жажда — наше мучение, наше проклятье!.. Я думаю, доктор преувеличивает! Снег — ведь это вода, только холоднее обычной!
— Не говори глупостей! Настоящий мужчина умеет терпеть! А ты старший, должен подавать пример!
— Ах, Геник! Ты, наверное, никогда не испытывал жажды!
— Я? — вскричал Геник вне себя от обиды. — Да я — старый матрос! Насквозь просолен! Второго такого на всем флоте не найдешь!
— Послушай, Геник! Эта жажда ни с чем не сравнима! Порой хочется себя укусить и пить собственную кровь. Из-за капли воды можно убить человека!
— Хочешь, пей мою кровь, а еще лучше — мою порцию водки, только не ешь снег!
— Не надо, старина! — ответил глубоко тронутый эльзасец.
— Я на все готов ради тебя, друг! — сказал Геник и вскричал: — Ну что ты делаешь?!
Фриц с жадностью проглотил одну за другой три пригоршни снега.
— Ничего не может быть вкуснее, — сказал он.
— Жить надоело?
— Нет, от удовольствия еще никто не умирал. Вчера я трижды чувствовал неодолимую жажду и…
— И ел снег?!
— Да! И вот видишь, пока жив.
— Поступай как хочешь, матрос, ты сам себе хозяин! Только знай, если загнешься, то по собственной вине!
Бедный Фриц! Он ничего не мог с собой сделать. В Арктике жажда мучительнее, чем в Сахаре. Там хоть нет воды, а здесь кругом снег. Стоит положить его в рот, и он превращается в воду. Но снег коварен, он разрушает слизистую оболочку. И все-таки нет сил противостоять искушению!
За это дорого приходится платить. Уже через несколько минут начинает бить дрожь, зуб на зуб не попадает, кажется, будто в жилах вместо крови течет ледяная вода.
