Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон
Мне как любителю истории, хорошо известно, что всякая вылазка осажденных обязательно должна быть внезапной. Внезапность — залог успеха.
Волк, не догадываясь о моих приготовлениях, продолжал подкоп и даже ухом не повел, когда я осторожно повернул замок. Раздался тихий щелчок — дверь открыта. Как говорится, прошу на выход! Но, даже досчитав до десяти, я все еще не решался сделать шаг вперед.
«Перекреститься, что ли», — подумал я взволновано.
Не хочу говорить, что мои ноги тряслись, но чувствовалась предательская слабость, да и руки немного дрожали. Ну что делать, коли я трусоват?
— Хватит. В атаку, — сказал я сам себе и с оттяжкой врезал ногою по дверце.
Удар получился знатный. Я в него вложил всю силу, помноженную на злость.
Проход оказался полностью свободен, если не считать волка, видимо, получившего легкое сотрясение мозга. Обалдевший, он сидел в нескольких шагах от моего убежища, опустив тяжелую голову к лапам.
— А-а!!! — вырвался у меня боевой клич.
Я готов был торжествовать славную викторию. Но злодейка судьба преподнесла мне еще сюрприз. Фокус заключался в том, что она решила увеличить шансы волков. В нашу партию была введена фигура, представленная тем крупным волком, что я видел поутру.
Признаюсь, я растерялся, заметив своего утреннего знакомца. Наши взгляды вновь встретились. Мне показалось, что он тоже ошеломлен. Видимо, этот матерый волк, наверняка вожак стаи, не ожидал моего столь эффектного появления.
Ах, если бы я тогда не растерялся, не потратил драгоценные минуты на лицезрение противника, то не упустил бы хороший шанс прогнать вожака, продемонстрировав ему свою силу и решимость бороться до конца, Кто знает, может быть, тогда бы волки от меня отступились?
Вожак, видя мою нерешительность, вскочил, принял боевую стойку, страшно оскалив пасть и злобно рыча. К счастью, я тоже вовремя пришел в себя, и, когда волк ринулся в атаку, он встретил готового к бою противника. Столкновение было неизбежно.
— Ур-а-а! — заорал я.
Волк прыгнул. Я отпрянул в сторону, наугад ударив ножом. Лезвие полоснуло по чему-то мягкому. Вожак взвизгнул, почти как дворняжка и, не достигнув цели, приземлился на снег, пятная его кровью. Но, похоже, ранение не было серьезным. Потому что матерый зверь уже снова приготовился к прыжку, оскалившись словно дьявол. И он был теперь не один. Молодой волк, который, видимо, по неопытности, пытался выцарапать меня из моего убежища, оправился от удара и стал заходить мне за спину. Боковым зрением, я заметил, что из леса, на подмогу, поспешают остальные члены стаи.
Не дожидаясь новой более опасной для меня атаки, я отступил, вбежал в каморку и заперся. Чувствуя дрожь в коленях, я прислонился к двери. Сердце стучало как сумасшедшее, разгоняя адреналин по всему телу.
— Уф, — вздохнул я.
До начала драки руки у меня тряслись от страха, теперь же, скорее, от волнения. Кажется, впервые в жизни я ударил ножом живое существо!
— Сегодня мне крупно повезло, — пробормотал я. — Эта сладкая парочка запомнит меня надолго… По такому случаю не дурно бы выпить вина…
Глава восемнадцатая
ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА
Еще одна такая победа, и я останусь без армии.
ПиррАнализ последних событий показал мою победу, хотя и не бесспорную. Как говорят спортсмены, выиграл по очкам. Но обнадеживать себя я не стал, прекрасно понимая, что сыгран только первый тайм, окончательный счет впереди.
Победа победой, а дрова как лежали за дверью, так и остались лежать. Меня это нисколько не устраивало. Коктейль из вина и адреналина придал мне храбрости. Я решил выглянуть из каморки и при возможности затащить дрова внутрь.
Я подошел к двери и прислушался. Было тихо; ни шороха, ни скрипа, ни вздоха я так и не услышал. Осторожно приоткрыв дверь, я увидел волков, сидящих метрах в десяти от хвоста. Вожак зализывал, нанесенную мною, рану. Молодой сидел с ним рядом, видимо, выражал сочувствие. Мне вдруг пришло в голову, что эта могла быть самка, только совсем еще юная, неопытная и… голодная. Других волков я не увидел, но, наверняка, они были неподалеку.
Я нерешительно вышел наружу. Волки заметили меня, однако не стали что-либо предпринимать. Лишь волчица вскочила, но тут же осела на снег, неловко как-то поведя головой.
«Видать, чугунок раскалывается… — подумал я без тени сочувствия. — Это ты еще хорошо отделалась, могло быть и хуже…»
Не спуская глаз с хищников, я стал подбирать дрова. Старый волк, прервав свое занятие, исподлобья наблюдал за мной. Я старался не поворачиваться к нему спиной и держал нож, с лезвием испачканным волчьей кровью, на виду. Собрав, сколько сумел, я стал пробираться обратно в каморку.
Волк приподнялся, продолжая смотреть на меня. Увидев движение серого, я ворвался внутрь, роняя дрова. И сразу захлопнул дверцу.
Мне повезло, я собрал почти все топливо, оставив лишь мелкие сучки. Дрова заполонили почти все мое жизненное пространство, но все равно, оценив их количество, я встревожился. Даже теперь их было мало, точно не хватит до следующего утра. Мне стало тошно от нахлынувшей безнадежности, от которой опускаются руки. Я медленно погружался в море апатии, которое душило меня и накрывало с головою. Во мне зарождалось отчаяние, но, пока были дрова, я мог еще бороться.
— Не вешать нос… У тебя есть дрова, икра и вино, — подбадривал я себя. — Что тебе еще нужно?
Потасовка с волками пробудила во мне зверский аппетит. Я хищно слопал всю банку икры, хотя утром предполагал, что половина пойдет на ужин. Обед ознаменовался хорошим глотком вина. Слегка захмелев от вина и еды, я почувствовал в себе решимость вновь схватиться с волками.
— Ну, я вам еще рога-то пообломаю! — подбадривал я себя. — Я вас на шапки пущу, шубу сошью и чучел понаделаю!
Но сколько я ни пытался выжать из себя хоть какой-то план предстоящего сражения, ничего не придумывалось. Подтвердилась моя теория, что только киногерои мастаки на всякие хитрые выдумки, а обыкновенный человек, вроде меня способен лишь на воинственные вопли и бессмысленное размахивание руками.
Я так глубоко задумался, что не сразу сообразил, что слышу некий необычный для таежной глуши звук. Тяжелый переливчатый гул шел откуда-то сверху, становясь то громче, то тише.
— Боже мой, — пробормотал я, — неужели…
Сердце мое оказалось понятливее головы. Я еще не успел даже мысленно произнести самое главное в моем положении слово, а сердечная мышца уже сжалась от радостного предчувствия.
— Вертолет! — выдавил я, наконец.
