Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон
Я с трудом отвернулся от этого, притягивающего взгляд зрелища и зашагал к своему жилищу, но не успел я сделать нескольких шагов как…
— Вот дьявол!
На снегу в метрах десяти от меня действительно сидел «дьявол», одетый в серую шкуру. Волк был довольно крупным. Острая морда плотоядно оскалилась, когда глаза хищника встретились с моими.
От неожиданности и испуга я окаменел. Растерявшись, я никак не мог сообразить, что мне делать. Из ступора меня вывел волк. Зевнув, хищник поднялся, может быть, чтобы наброситься на меня, а может быть, просто потому что замерз. Я вытащил из кармана нож и вытащил лезвие. Солнечный луч остро блеснул на полированной стали. Не знаю, этот ли блеск подействовал на волка или у него были какие-то свои причины, но он повернулся ко мне хвостом и не спеша потрусил в сторону леса.
Говорят, к хищникам нельзя поворачиваться спиной. Это на них действует как сигнал к атаке. Поэтому я стал пробираться к своему обиталищу, стараясь не выпускать убегающего волка из поля зрения. А вдруг это только отвлекающий маневр и стоит мне зазеваться, как серый хищник настигнет меня?
— Утро перестало быть однообразным и пресным, — сказал я, запершись в своей каморке и вытирая мокрое от пота лицо. Сердце напряжено стучало, отдаваясь глухими ударами в висках…
Я прислушался, но никаких подозрительных звуков не услышал, кроме гула вырвавшейся из ледяного плена воды. В каморке было холодно, но светло. Землетрясение основательно попортило мою крышу. Оледенелая корка снега, образовавшаяся на навесе из еловых лап, распалась на отдельные куски, которые усеивали пол, красовались в погасшем очаге и раковине. Убедившись, что хотя бы дверца надежно заперта, я стал разжигать огонь, предварительно очистив очаг от снега.
Прошло совсем немного времени, и небольшой огонь вновь, словно цветок в горшке, ожил. Я настолько стал уважать огонь, что каждое утро, когда он вновь поднимался над очагом, приветствовал его. Я радовался ему и его теплу, которым он щедро делился со мною.
«Ну прямо как зороастриец», — думал я о себе.
Впрочем, жизнь — такая непредсказуемая особа, что без сюрпризов она просто не может обойтись. Кому-то она готова подсластить бочку дегтя, а кому-то тем же дегтем испортить бочку меда.
На этот раз она подбросила мне большую кучу сюрпризов. Первый заключался в том, что речка вышла из берегов и, похоже, мне угрожало наводнение. Второй — в том, что рядом рыскал волк и, наверняка не один. Третий сюрприз состоял в отсутствии солидного запаса пищи. Четвертый — в том, что дров в каморке почти не осталось. Пятый: крыша нуждалась в починке… И все эти неприятности были взаимосвязаны. Из-за волков я боялся выйти на улицу, чтобы пополнить запасы хвороста. (Хорошо, что я крепко спал, поэтому ночной запас дров был израсходован только наполовину.) По этой же причине нельзя было пополнить пищевой припас, собрав кедровые шишки, а заодно и починить крышу. Наводнение уже само по себе неприятность из неприятностей, к тому же, из-за него волки отрезаны от противоположного берега и у них нет возможности вернуться к самолету за пропитанием…
Я тупо уставился на ставшую необычайно ценной кучку дровишек и пытался сообразить, как мне выбраться из ловушки. А то, что я попал именно в ловушку, не вызывало никаких сомнений.
— Война войной, а завтрак — по расписанию, — сказал я себе, отринув тревожные мысли, и принялся шаманить над продуктовыми запасами. И вдруг меня озарило. В последнее время мне страшно не хватало обязательной части моего завтрака, а именно песни «Лето». Песни, которая сопровождала почти каждое мое утро, вырываясь из динамиков музыкального центра…
— За окном идет стройка, работает кран и закрыт пятый год за углом ресторан, а на столе стоит банка, а в банке тюльпан, а на окне стакан. И так идут за годом год, так и жизнь пройдет, и в сотый раз маслом вниз упадет бутерброд, но, может, будет хоть день, может, будет хоть час, когда нам повезет. Я жду ответа, больше надежд нету, скоро кончится лето. Это… — напевал я, стараясь заглушить тревогу.
Наконец скудный завтрак был готов. Я пристроился на своем обычном месте и ловко начал работать ложкой, поняв только сейчас, как же я был голоден.
— Эх, хорошо, да мало, — облизав ложку, с сожалением констатировал я факт отсутствия добавки. У меня оставался литр красного вина и две банки красной икры. И все.
После завтрака моя уверенность, что я выберусь из уготовленной для меня природой ловушки, окрепла. От смятения голодного человека ничего не осталось. Вот оно, чудесное воздействие пищи!
И в этом момент с другой стороны дверцы раздались подозрительные звуки. Кто-то скреб по металлу, жалобно при этом поскуливая. Я в ужасе замер, нисколько не сомневаясь, что это волк пытается до меня добраться.
— Ага, кажется, братец волк перешел к активным действиям, — пробормотал я, стукнув ногой по дверце. Удар получился громким. Я приложил ухо к дверце, тревожно прислушавшись. Скрежет прекратился. Мне показалась, что волк ретировался.
— То-то же, — удовлетворенно констатировал я.
Минут двадцать было тихо. Но вскоре обнаглевший волк вернулся к прерванному занятию. Я прекрасно понимал, что он не процарапает в металле даже микроскопическую дырку, но скрежет действовал мне на нервы. Я опять ударил по дверце, выкрикнув:
— Пошел вон, волчара позорный!
Зверь снова притих, но не надолго. После третьего моего пинка по дверце, он, видимо, сообразил, что сама себя загнавшая в ловушку жертва ничем серьезным ему не угрожает, и уже не обращал внимания ни на удары, ни на громкие вопли. Отчаявшись его отогнать, я забился в угол и зажал руками уши, чтобы не слышать скрежета волчьих когтей и нетерпеливого поскуливания.
Глядя на едва тлеющий очаг, я искал выход из ситуации. Дров было смертельно мало. Я и так жег их чрезвычайно экономно, и, по самым оптимистическим прикидкам, дров мне должно хватить до вечера. Самым обидным было то, что весь запас топлива хранился на улице, чтобы пополнить его в каморке, нужно было отогнать волка и выйти, а как это сделать, я не знал.
— Думай, думай, — уговаривал я мозг.
На самом деле решение задачки он мне уже выдал. Я просто лукавил, не решаясь перейти от решения к делу. Я жутко боялся, да что там, просто дрейфил. Волк представлялся мне некой сухопутной акулой, с мощными, усаженными острыми зубами челюстями.
— Конечно, руками и ногами мне его не одолеть, но вот эта штука может пригодиться, — сказал я, покачивая на ладони нож. — Ну, там уж как получиться.
Перед тем как открыть дверь, я по привычке стал считать до десяти.
