Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара
За едой он изложил вновь прибывшим последние новости. Комодович в свою очередь рассказал про бурную деятельность их научника Танеева:
– Он же давно подбирался к этому сосуду и сам уже готов приехать на поиски. Он считает, что там может быть важная информация…
– Мне кажется, что там «эмблемный иероглиф», и в таком случае там может оказаться чье-то правление, но так на фотках не видно, – возбужденно заговорил Саша.
– Чел, ты че? Нет там никакого «эмблемного иероглифа», – возразил Антон. – Дата там вроде просматривается…
– Хорошо, хоть ты дату не отрицаешь.
– А вот и не подеретесь, – засмеялась Анна и подмигнула Марине. – Предлагаю вам полюбоваться на фотки сосуда в ноуте и тогда уже спорить.
– Спор останется беспредметным, пока сосуд не окажется в наших руках, – признал Саша, – но на фотки полюбуемся. И Марине покажем, что мы с ней ищем.
И он ласково кивнул своей спутнице, но она почему-то демонстративно опустила голову. С момента появления его друзей она не проронила ни слова, кроме изначального приветствия. Он приписал ее явно упавшее настроение усталости, посчитав, что от еды ее все-таки сморило и тяжелый день дал о себе знать. И чтобы не засиживаться, он подозвал официанта.
– Пойдем все к нам в номер, – пригласил Антон. – Сашка, нам еще много тебе надо показать. Мы с Анютой в Шкарете один проект замутили, потому мы и здесь.
– Да, Сань, отвлекись от этой вазы и обсудим более реальные вещи. – И Аня бесцеремонно схватила Сашу за руку и потащила за Антоном.
– Саша! – окликнула его Марина.
Она остановилась возле их номера и не сдвинулась с места.
– Пойдем, Марина, – позвал тот.
– Саш, я, пожалуй, останусь, не буду вам мешать, – сказала Марина. – К тому же мне надо поработать.
Беловежскому послышалось огорчение в ее голосе, но, наверно, все же утомление сказывается. Однако он с досадой подумал: «Нашла отмазку», а вслух сказал:
– Ладно.
– Кстати, у меня есть деловое предложение. – Марина посмотрела на него ясными глазами. – Мне кажется, вам лучше быть в одном номере с Антоном, а Анна может лечь со мной.
Эта совершенно логичная идея почему-то неприятно кольнула Сашу, но он не подал вида:
– Я предложу Ане.
Марина кивнула и скрылась в номере.
Глава двадцать восьмая
Паленке-Лакамха
Томина дописала статью по Бонампаку и Йашчилану. За работой необъяснимая обида на Беловежского улетучилась. К тому же ее переполняла радость от личного общения с Гуровым. Она любовалась им во время беседы, восхищалась его умением анализировать ситуацию и все понимать, его увлеченностью и неравнодушием, и даже его сомнение и скепсис вызвали ее одобрение. Она отдала должное и Александру, который с азартом гнул свою линию и сумел заразить Гурова. В общем, вечер удался, и Беловежский мог спокойно общаться с друзьями без всякой претензии с ее стороны.
Перечитывая пассаж с ягуарами, она задумалась о том, насколько по-разному за два дня ей открылся подземный мир в представлениях древних майя. Зловещий монстр на фризе, мрачный лабиринт инфрамундо в Тонине и романтическое поверье о «ночном Солнце» в образе красавца ягуара. Воспоминание о Тонине зацепило ее эпизодом с двумя мексиканцами. Она уже давно собиралась поинтересоваться, что за ритуал такой наблюдал Беловежский. Благо вай-фай не подводил, и она полезла в интернет.
Ритуал кровопускания был весьма распространен у майя. Она равнодушно пролистала ссылки про древний обряд, памятуя Сашины рассказы. Конечно, удивляло, что этим занимались в основном сильные мира сего. Кровь – божественная субстанция, скрепляющая мироздание. Тем самым кровопускание, по верованиям майя, кормило богов и обеспечивало их благосклонность, что влияло на судьбы людей. Одна из статей гласила, что в третьем зале с фресками в Бонампаке изображен обряд кровопускания среди знатных женщин. Разглядеть этого в Бонампаке они, конечно, не сумели.
И все же главный вопрос – существование ритуала в наши дни. Она добавила соответствующие ключевые слова, и выскочил целый ряд ссылок: «современные секты майя», «секты, ритуалы и конец света». Она было кликнула на одну из них, как раздался осторожный стук в дверь.
– Кто там?
– Это Аня.
Марина открыла.
– Ты еще не спишь? Не потревожила? – спросила девушка. – Ребята утонули в иероглифах, и я решила пойти спать. Камило, наверно, двадцатый сон видит.
– Камило?
– Да. Наш коллега из Плайя-дель-Кармен. У него здесь родня. Он нас выгрузил, а сам к своим подался. – Анна заметила открытый ноутбук: – Работаешь? Не буду мешать.
– Нет-нет, я тут любопытствую…
– Секты? Почему секты? – удивилась Аня.
И Марина поведала ей историю двух мексиканцев в Тонине.
– Да, сейчас в связи с концом света все, вероятно, с ума посходили, – усмехнулась Львова.
– Ты тоже майя занимаешься? – Марина решила поддержать светскую беседу с новой соседкой по комнате.
– Ага! Учусь в аспирантуре в РГГУ, занимаюсь Паленке.
– Ух ты! Да ладно! Значит, завтра нам обеспечен гид, – обрадовалась Томина.
– Непременно.
Марина, закрывая ноутбук, краем глаза ухватила ссылку со словами «секта… Болон-Октэ». Она дернулась, но страница уже закрылась.
– Ой! Секунду!
И она попыталась восстановить историю ссылок, но решила отложить свое любопытство на потом.
– Что тебя там увлекло?
– Мелькнула ссылка на Болон-Октэ. Ты знаешь что-нибудь о нем?
– Мало, туманный божок, – пожала плечами Аня. – Знаю только про стелу из Тортугеро. Кстати, есть его упоминание в Паленке, на панели Храма Четырнадцать.
– Да ты что? И о чем там?
– Как бы тебе это объяснить? Якобы богиня Луны повелела, чтобы Болон-Октэ первым принял символ власти, так называемый кавиль. И произошло это, не пугайся, 931 тысячу лет до нашей эры.
– М-да! С ума сойти!
– Он тебя в связи с «сосудом Ветрова» интересует? – спросила Анна.
– Ну да! Прикинь, убить человека из-за какой-то вазы! Что-то должно быть в ней особенное!
– Пожалуй. Это загадка. А ты чем занимаешься?
Девушки разговорились. Томина призналась себе, что Анна Львова ей симпатична. Миловидная, светловолосая и светлоглазая. Взгляд слегка насмешливый или, скорее, просто веселый, она много улыбается, разговаривает запросто и открыто. Марину, правда, почему-то цепляло частое и, на ее вкус, несколько фамильярное упоминание Беловежского: Сашка то, Сашка это. Но, как человек здравомыслящий, она объяснила себе, что Анна – однокурсница и коллега Беловежского и давно его знает. К тому же он получался этаким связующим звеном между двумя девушками. И Марина постаралась засунуть свои необоснованные неприятные ощущения в далекие закоулки души и общаться с интересной собеседницей с приязнью. Уже в постели с погашенным светом девушки еще с полчаса болтали.
– Какая прелесть! – Томина держала в руке изрядно покоцанное красивое блюдце из старинного фарфора, на котором принесли кружку кофе.
Рядом на не менее трогательных старых, со сколами разномастных блюдцах и тарелочках были поданы фруктовые салаты и гренки.
– У нас дома в таком виде дореволюционный кузнецовский фарфор, трепетно хранимый родителями, – произнес Беловежский.
– Ты крут! – воскликнула Львова. – Ты из дворян, что ль?
– Возможно. Думаю, в каждой семье найдется такая миленькая кузнецовская посуда или хоть одна тарелочка, – отнекивался Александр.
– Я из рабоче-крестьянской среды, у меня нет, – хохотнула Аня. – Правда, классная кафешка?
– Угу! – кивнул Комодович.
Все четверо сидели в симпатичном кафе, куда их привела Аня, совсем недалеко от отеля. Оно представляло собой одно обширное пространство под уже привычной высокой пирамидальной крышей из пальмовых листьев. Разношерстная мебель, от простых деревянных и дачно-пластиковых до изящных ажурных металлических столов и стульев. Все столы покрыты разными, неизменно традиционными, цветастыми и расшитыми мексиканскими шерстяными тяжелыми скатертями. Стены украшены с одной стороны нехитрой утварью и примитивными картинами из мексиканской жизни, а с другой – фотографиями из бурного революционного прошлого Мексики.
