Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара

Саша заметил, как девушка вся засветилась от радости и смущения и в волнении спросила:

– Вы получили мой материал?

– Да, потому и узнал, что ты сейчас в зоне интернета, потому и позвонил. Время дорого.

– Мы в Паленке, мы… – начала было Марина, но начод прервал ее:

– Марина, что ты удумала? Я обещал твоим родителям, что ты в безопасности! Что вы удумали?

– О чем вы?

– Мне звонил некто Танеев с очень тревожным разговором.

Беловежский пробормотал:

– Наш пострел везде поспел.

– Александр с тобой? Рядом? – поинтересовался Гуров.

– Я здесь. – И Саша сел перед монитором. – Здравствуйте, Максим Анатольевич, наслышан!

– Здравствуйте, Александр! И я наслышан. Насколько я понял, Танеев – ваш научный руководитель?

– Совершенно справедливо.

– Так вот, он сказал мне, что вы заинтересовались одной старой печальной историей и хотите расследовать убийство…

– Мы не хотим ничего расследовать, – поправил Саша, – мы хотим попробовать найти след утраченного предмета.

– Ясно, – кивнул Гуров. – Вы отдаете себе отчет, насколько это опасно?

– Теоретически – да, – отвечал Александр, – но практически это опасно, только если об этом кто-то знает. Но ведь никто не знает. Кто мы такие? Кому мы можем быть интересны?

– Как никто не знает? Я знаю, ваш научник знает, наверняка кто-то еще из ваших знает, – улыбнулся Гуров. – И еще будут люди, с кем вам придется сталкиваться, Гарсия, к примеру.

Марина открыла рот, а Саша озвучил ее удивление только более деловым тоном:

– Вы можете его подозревать?

– Я могу подозревать кого угодно. Гарсия сопровождал Ветрова, мог украсть сосуд…

– Но он же уехал, во время убийства его не было, – возмутилась Марина.

– Да, Мариночка, у него алиби, но любое алиби может оказаться ложным, – возразил начод.

– Максим Анатольевич, это же ваш друг, вы же поручили ему опекать меня. Как вы можете? – негодовала Марина. – И он вообще не знал про сосуд.

– Это мы знаем с его слов.

Марина помрачнела.

– Я не подозреваю его ни в коем случае, – заверил Гуров. – Я рассуждаю о том, что это опасно.

– Максим Анатольевич, – решительно начал Беловежский, – время для вас позднее, а у нас много вопросов накопилось. Андрей Михайлович говорил, что именно вы писали в российских СМИ об этом происшествии. Я только что открыл присланную Танеевым вашу статью, но, может, лучше я вас самого расспрошу.

– Да, я писал тогда о Ветрове, но столько лет прошло, – отнекивался Гуров.

– Я потом прочитаю статью, – говорил Саша, – и детали уточню. Но все-таки, как вы думаете, какова судьба вазы?

– Точно неизвестно, но есть мнение, что она не украдена, а спрятана самим Ветровым, – почти слово в слово повторил Гуров слова Танеева.

– Откуда такая информация?

– Сейчас трудно сказать, но вроде это исходит от самих мексиканцев… – Гуров задумался, вспоминая, и начал рассказывать: – В те годы я писал статьи про археологию, археологов, разные находки и артефакты. Я бывал на конференциях, встречался с людьми этой профессии. Отсюда мое знакомство и с Леонардо Гарсия, и с Николаем Быстровым…

– Вы знакомы с Быстровым? – хором воскликнули Саша и Марина. Саша удивленно, Марина возбужденно.

– Конечно. Сначала в новостях прошло краткое сообщение о гибели Ветрова, а потом Николай попросил меня провести журналистское расследование, выражая сомнение в результатах официального следствия. В Мексике мне помогал Гарсия.

– Значит, рассказ Леонардо Гарсии о его поездке с Ветровым вам известен? – обрадовалась Марина, переживавшая за репутацию своего мексиканского знакомого. – Он же не знал о сосуде!

– Да-да, Марина, – подтвердил наконец Гуров, – он так и не знал до последнего, что именно искали у его спутника. Ветров не доверился ему, вероятно, из осторожности. Он, видимо, полагал, что о сосуде никто не знает.

– А кто мог знать? – спросил Александр.

– С Ветровым вели переписку представители Института истории, потом пригласили его приехать на какой-то их симпозиум для демонстрации сосуда. Я наверняка подзабыл сейчас имена, но они есть у меня в материале. Вот эти люди точно знали.

– Максим Анатольевич, мне эту историю поведал мой руководитель экспедиции, американец Джордж Полонски, – вдруг вспомнил Александр.

– А он кто?

– Ученый – археолог, антрополог. Он должен был участвовать в этом симпозиуме.

– Вот видите. Вероятно, повестка дня была оглашена заранее. Вот и получается, что любой, кто знал о сосуде, мог по каким-то своим причинам охотиться за ним. И кто стоит за этим человеком или людьми и что ими двигало, так и неизвестно, – подытожил Гуров. – Так что давайте-ка лучше, ребята, оставим эту безумную затею.

– И все же, – не унимался Беловежский, – кто считает, что сосуд спрятан? И если так, кому мог доверить эту информацию Ветров?

Гуров, несмотря на глубокую ночь на его континенте, увлекся воспоминаниями этой давно им забытой истории и охотно отвечал на Сашины вопросы:

– Я общался с сотрудником Института истории… как-то на «рэ»… Родригес, что ли, или…

– Рамирес? – подсказал Саша, просканировав взглядом статью Гурова в своем ноутбуке.

– Точно, Рамирес.

– Опа! Рамирес! – опешил Беловежский. – Да я его знаю.

– Мир тесен, или в данном случае вернее сказать, прослойка тонка, – усмехнулся Гуров.

– А еще с кем?

– С директором какой-то лаборатории в Кампече, кажется, его звали Буеналус. Рамирес из Мехико, такой чиновник весь из себя. Мало что знал, да и особо не высказывал мнений. Просто предъявил свою переписку с Ветровым. Выражал сердитое недоумение, что мы ковыряемся в этом деле и сомневаемся в официальной версии гибели Ветрова, потому что считал ее обоснованной.

– В смысле про наркодилеров? – уточнил Саша.

– Ну да! А вот директор лаборатории в Кампече Буеналус был ярым противником версии о наркодилерах и был уверен, что Ветрова убили из-за предмета, который он вез.

– Да это же ежу понятно! – в сердцах вскричала Марина.

– А что из себя представлял этот Буеналус? – поинтересовался Александр.

– Буеналус – симпатичный такой дядька, общительный, очень жалел Ветрова. Оно и понятно: его учреждение оказалось замешанным в такой неприятной истории. Но тем не менее он охотно шел на контакт, рассказал, что переписывался с Ветровым, о своих впечатлениях. Дескать, хороший был человек, преданный науке. Он даже выражал надежду, что коллекционер мог передать сосуд в дар Мексике.

– Да ладно! – поразилась Марина.

– И что он думал про судьбу сосуда? – Саша гнул свою линию.

– Если я не ошибаюсь, он и высказывал мысль о том, что Ветров его спрятал, – вспоминал Гуров. – Да-да, вроде в самом последнем разговоре с ним Ветров дал ему понять, что ему пришлось спрятать сосуд.

– Ах вот оно как! – пробормотал Саша. – Тогда сомнений нет. А Ветров не рассказывал ему о местонахождении сосуда?

– Видимо, нет. Если б рассказал, то сосуд не был бы потерян.

– Почему же он не рассказал? Не доверял?

– Не думаю. Не директору лично не доверял. Просто, наверно, собирался все объяснить при личной встрече, – предположил Гуров.

– Максим Анатольевич, кому он мог доверить эту тайну? – спросила Марина.

– Своему другу, Николаю Быстрову. Но Николай говорит, что ничего о судьбе сосуда не знает, даже сомневается, что он не украден во время убийства.

– Вы общаетесь с Николаем Быстровым? – поинтересовался Александр.

– Очень редко, практически нет. Насколько мне известно, он много времени проводит в Испании на раскопках.

– Вы дадите нам его телефон? – Напор Беловежского не ослабевал.

– Ох, ребята, вовлекли вы и меня опять в эту историю, – невесело вздохнул Гуров и, чуть колеблясь, добавил: – Я попробую с ним связаться и скину вам его координаты.

– Спасибо! – обрадовался Александр.

– Максим Анатольевич, – заговорила Марина, – как вы думаете, за что можно зацепиться, если Быстров все-таки действительно ничего не знает? Что бы лично вы сейчас предприняли на нашем месте? Поговорить с Рамиресом, с Буеналусом?